— А нет их. Этому месту уже тысяча лет. По крайней мере, так говорил предыдущий чемпион помнящих. Мы все здесь вещи. Кирки, молотки, ложки и кастрюли. А те, кто сражается, — оружие. Клинки, молоты и копья. В яме они перековываются, становясь крепче, острее, безжалостнее и быстрее. А тех, кто достиг совершенства, продают героям и кандидатам в качестве убийц и телохранителей. Увозят в замок Распорядителя.
— Твари. Уроды. — Меня, подавляя волю, сковывает бессилие. Значит, по плану драного карлика я должен озвереть, начать убивать направо и налево, чтобы в конце концов стать чьим-то оружием. Как мне сбежать отсюда, как спасти сестру, если весь этот мир — гребаное издевательство над здравым смыслом? С другой стороны, эльф на грифоне унес Соню именно в тот замок. — Есть другие способы, кроме убийства?
— Если распорядитель решит, что ты готов, — нахмурилась помнящая голова огра. — Что ты задумал?
— Мне нужно попасть в тот драный замок. Нужно, — ответил я. — Телохранителем, если придется.
— Значит, и тебя сломал Двагли, — разочарованно вздохнул огр. — Тогда просто убивай, пока не выберешься. Стань клинком самой смерти, и тогда тебя, возможно, заметит высокий наместник и позовет наставника. Но на это может понадобиться очень много времени.
— Посмотрим, — упрямо сказал я, поднимаясь. Даже если придется убивать день ото дня, оставить Соню не позволяла душа. Она последний родной человек на всем белом свете. И я просто обязан вытащить ее из этого ада. Что, если она сейчас в точно такой же лощине среди тысяч живых вещей? Тех, кто до самой смерти будет жить по-настоящему одним днем. Для них новый день никогда не настанет.
— Ты предложил мне переспать в свой первый день здесь, чтобы в случае потери памяти осталось именно это воспоминание? — спросил я, уже уходя.
— Это куда приятнее, чем каждое утро просыпаться с чувством, что вечером тебя побили, поверь хранителю знаний на слово, — со вздохом сказал гигант.
Победить, получить паек, стать сильнее. Сделать так, чтобы меня заметил наместник, и тогда я попаду в тот же замок, что и Соня. План простой, жуткий, бессовестный. И я совершенно не уверен, что готов к его исполнению. Но ради сестры и собственной жизни должен попробовать. Иначе никогда себе не прощу.
— Дайте мне еды перед боем. — Растолкав очередь, завтра они об этом даже не вспомнят, я подошел прямо к фавну. — Завтра БУДЕТ новый день.
— Будет, — согласился козлоногий, кивнув, и выдал мне положенный паек. Нескольких возмущающихся я послал, сев прямо перед входом в яму и тщательно пережевывая каждый кусочек. Еда больше не казалась отвратительной, она превратилась в топливо для моего тела, единственное, что сейчас оставалось важным.