— Ну да, конечно, — хмыкает он. А потом дверь скрипит и открывается. Он уходит, а мама остается.
Мам, я никогда в жизни не видела этого типа, верь мне. Но надо признаться, мне очень понравилось, как ловко он от тебя смылся.
Этот мужчина похож на сказку. Его волосы цвета воронова крыла, его жилет переливается всеми цветами радуги, но его глаза сияют еще ярче. Ему хлопают так, что тонкие лепестки южных цветов в мгновение ока осыпаются со своих стеблей. Мне четырнадцать, и мы с мамой на море смотрим выступление фокусника. Мы отдыхаем с ней вдвоем, потому что папа в Москве заканчивает диссертацию, и тревожить его нельзя ни в коем случае.
Мы смотрим с ней выступление фокусника, и мама недовольно морщится. Она уже водила меня в археологический музей, местную картинную галерею и на развалины. Она проследила за тем, чтобы я прочитала шесть нудных книг из летнего списка по литературе. Она самым тщательным образом повторила со мной курс математики за восьмой класс, но после этого мама дала слабину — она разрешила мне смотреть на фокусников. Нет никакого сомнения в том, что она уже раскаивается в своем крайне необдуманном решении, но так же нет и сомнений в том, что увести меня в середине представления не получится.
Маленькая сцена, возведенная прямо на берегу рядом с нашей гостиницей, ярко освещена. И мама — единственная из всех — не хлопает, когда фокусник достает из шляпы голубей, и не ахает от ужаса, когда он в мгновение ока опускает на шею добровольца из зрительного зала маленькую, но очень острую гильотину, и вот чудо — гильотина падает, а голова остается на месте.
— Дешевый трюк, — достаточно громко говорит мама, — на самом деле острая средняя часть не упала! Если рассчитать скорость свободного падения, будет понятно…
Ее никто не слушает.
Мы возвращаемся в гостиницу, но волшебство кажется слишком близким, чтобы я могла заснуть. Когда мамино дыхание становится глубоким и ровным, я вылезаю из-под одеяла, натягиваю джинсы и бесшумно выскальзываю за дверь. Я обхожу гостиницу вокруг и приближаюсь к черному ходу, где с самого утра стоит потрепанный «Опель» фокусника. Он сам сидит рядом с сигаретой в зубах. И в свете бледно-желтого фонаря ясно видно, что волосы сказочного мужчины начинают редеть на лбу. Его руки маленькие и красные, а под ногтями грязь. А на жилете, который сейчас и не думает переливаться, а тускло тлеет под фонарем, — большое масляное пятно. Прямо посередине. Еще бы — когда целый вечер жонглируешь факелами и глотаешь огонь, немудрено и запачкаться.
Я молча смотрю на фокусника. Фокусник смотрит на меня.