— Вот и с нами та же история: главное, что мы есть.
— В каждой реке?
— Где-то есть водяница, где-то русалки, где-то водяной…
— А водяница — это ведь жена водяного? У тебя есть водяной?
— Будь в этой реке водяной, ты бы уже здесь не сидел…
Доктор довольно улыбается. Каждому нравится думать, что он делает нечто не вполне дозволенное, и при этом быть уверенным, что наказания не последует.
— Но все-таки как становятся водяницами?
Я молчу.
— В книжке было написано, что это может быть женщина, которая полюбила водяного. Или женщина, которая утонула в реке или провела в ней слишком много времени… Или что водяница появляется в реке вместе с водой… Это правда?
— Правда… — неохотно признаюсь я.
— А что произошло с тобой?
Я опять молчу, на этот раз потому, что в реке начинает происходить что-то странное. Где-то в глубине начинается движение. Я отлично знаю дыхание реки и точно могу сказать: что-то не в порядке. Вода волнуется. И это не обычная тревожная дрожь перед грозой и не приятное беспокойство, когда интересный купальщик входит в реку. Здесь что-то другое, темное и непонятное. Я пытаюсь прислушаться к реке и успокоить ее, но беспокойство все возрастает, как от огромного камня, брошенного в воду.
— Почему ты не хочешь рассказать, что с тобой случилось? — настаивает доктор, его голос доносится ко мне как будто издалека. Я с трудом возвращаю свое внимание к человеку на берегу и отвечаю:
— Я не знаю. У меня нет своей памяти, а воспоминание о том, как я сюда попала, река не сохранила.
— А ты хочешь узнать? Что, если я догадался, как ты сюда попала, и могу тебе рассказать?
Если честно, я бы очень хотела узнать об этом. Но после слов доктора волнение реки усиливается во много раз, превращаясь в мощный водоворот, который тянет меня вниз, повелевая и приказывая. Этой силе все равно, чего хочет водяница. И знаете что? В первый раз в жизни мне самой становится по-настоящему страшно.
— Уходи, — говорю я ему.
— Почему? Разве тебе не любопытно?
— Уходи, — повторяю я, и мой голос звучит глухо и хрипло, — иначе со мной случится что-то ужасное.
Кажется, что в первый момент он собирается возражать. Но потом смотрит мне в глаза и как будто что-то понимает. Доктор поднимается и уходит. И, глядя ему вслед, я замечаю, что первый желтый лист падает с дерева в воду. Это значит, что лето кончилось, и скоро река станет прохладной и колючей, и, сама того не заметив, я усну до весны.
Он приходит ко мне все чаще и остается все дольше. Мы говорим о людях и водяницах, о лесных грибах и леших, о реках и морях. Постепенно я привыкаю к нему, о происхождении водяниц мы больше не разговариваем, и вода успокаивается. Хотя воспоминание о том непонятном волнении, которое вызвал доктор, не до конца смывается из памяти реки. Лето вообще на редкость сухое, дождей практически нет, и потому я помню очень многое. И знаете что? Мне даже нравится доктор и его разговоры. Что он имел в виду, спрашивая, может ли водяница полюбить мужчину? И в чем, собственно говоря, выражается любовь водяницы? Не в том ли, что она перестает пугать и начинает разговаривать? Очень может быть, но времени на выяснение этого вопроса практически не остается: на реку стремительно спускается осень. Вода между тем становится все холоднее, и однажды утром я понимаю, что очень скоро засну до весны. В этот день на берегу опять появляется доктор. Он одет совсем по-осеннему — в теплом свитере и ботинках. Он быстро подходит к самой воде и решительно говорит: