Его будто молния пронзила. Вера родилась на его глазах тринадцать лет назад. Только он, дурак, даже не понял. Ведь это Вера буквально тащила на себе перепачканного с ног до головы грязью и речной тиной брата-лба, наверное, вдвое тяжелее ее самой. Вера отвергала помощь и не проронила ни единой слезинки, хотя на ее глазах происходило то, чего просто не может случиться в обычной жизни, ведь это не кино со спецэффектами. А эффекты были, да еще какие. Куда всем доморощенным экстрасенсам до той жути, которой они, по сути дети, хоть ему и было почти восемнадцать, насмотрелись в ту ночь. В ночь, когда Ника сбросила старую оболочку, выпуская в мир Веру.
Даже когда, спустя почти полгода после его отъезда, пришло письмо, он еще не понимал, что написала его не наивная девочка, а вновь родившаяся женщина.
Он хотел вернуться к ней, даже поехал на вокзал, перечитывая в автобусе всего несколько строк, поместившихся на тетрадном листке.
Марк, здравствуй! Наверное, глупо, что я тебе пишу, при этом надеясь, что письмо затеряется в пути и ты никогда его не прочитаешь. Я хочу попросить у тебя прощения за сказанные слова. Ты не виноват. Никто не виноват. Так случилось и нам с этим жить. Мишка не разговаривает, его пытаются лечить, и я верю, что обязательно вылечат. Мама все время плачет. Втихаря, думая, что я не замечаю.
Ты, пожалуйста, не держи на меня зла. Я верю, что все у тебя будет хорошо. Ты только не думай, что мог повлиять на произошедшее.
Всего тебе хорошего и береги себя!
Ника.
До вокзала так и не доехал, вышел за три остановки и пошел домой пешком. Ему нужно было проветрить мысли, как говорил отец. Он-то решил, что Ника просит его о помощи, а она прощалась с ним в проклятом письме. На конверте не было обратного адреса. Кто знает, возможно, она переехала, и Марк мог прийти к пустому порогу. Она решила все за них. За всех решила, за него, за брата, за Женьку.
Белобрысого Женьку было жалко. Парня нашли закопанным по грудь в землю. Так они думали, что в землю. На самом-то деле все знали о болотах, и только Женьку угораздило провалиться в трясину.
Тогда к Марку пришел кошмар, который долгое время не хотел оставлять его в покое. Каждую ночь, снова и снова он видел, как приятель проваливается под землю, пытается ухватиться за его руку, но Марк не двигается с места, и Женька никак не может дотянуться. Он кричит, но Марк не слышит, видит лишь искривленный рот да расширившиеся в ужасе глаза.
Когда Женька затихал, оказавшись провалившимся по грудь, на его плечо садился крупный ворон. Птица смотрела на Марка глазом вареной рыбины: белым и вздувшимся. И всякий раз он просыпался от громкого клекота, рвущего мертвую тишину.