– В заведении мадам Бьотты ты тоже собирал компромат? – спросила Алита, прислушиваясь к приятно ноющим мышцам.
Рекиген легонько стукнул ее указательным пальцем по кончику носа.
– Конечно. Ты удивишься, как много интересных вещей могут рассказать проститутки.
«Не удивлюсь, – подумала Алита. – Удивлюсь, если завтра смогу сидеть».
– Впрочем, – совершенно серьезно произнес Рекиген, и по его тону стало ясно, что для принца крайне важно то, что он собирается сказать, – с этим покончено. Я собираюсь быть тебе хорошим мужем. Ты не будешь жалеть, что мы вместе.
Его ладонь легла на живот Алиты и медленно двинулась вниз. Рекиген слегка изменил позу, и Алита ощутила бедром полную готовность принца ко второму заходу.
⁂
На деревенской площади бродячие артисты развернули балаганчик и показывали сценку из жизни Глуподырого Пиетро. Актер, изображавший жалкого паяца, пытался признаться в любви грудастой красотке с сиреневыми волосами, но все его амурные притязания закончились тем, что красотка принялась закидывать его огрызками. Дамочку поддержали ее товарищи под одобрительный смех немногих зевак. Пиетро, как водится, распустил нюни, но так было только веселее. Жалел его только ослик, вечный спутник и единственный друг.
Представление не пользовалось успехом – слишком уж непритязательным был вид артистов, а шутки, которыми они обменивались, были давным-давно всем известны и не могли выдавить даже крошечной улыбки. Однако вскоре из церквушки вышел священник, и дело стало принимать совсем иной оборот.
Местный святой отец был молод и, судя по широченным плечам и сломанному носу, успел поднатореть в кулачном бою в своей мирской жизни. Смерив взглядом собравшихся, он громогласно заявил, что не потерпит такого непотребства перед храмом Господним и незамедлительно отоварит нечестивцев своим пасторским посохом, если они немедля не прекратят свои мерзости. Артисты разразились дружным хохотом, а дамочка с сиреневыми волосами задрала юбку и продемонстрировала священнику все, чем ее наградила природа. Народ смекнул, что сейчас начнется представление поинтереснее того, что было в балагане, и к площади потихоньку стали подтягиваться зеваки.
Святой отец вздохнул, провел по лбу пальцами, прося прощения у Господа, а в следующую минуту уже выдрал дрын из ближайшего забора и ломанулся к балагану с такой скоростью и таким веселым азартом, что немногие зрители сумели увернуться от карающего слуги Божия. Визг, удары, ослиный рев, крики – все слилось в великолепную музыку битвы, и Лефевр, который в это время появился на площади, несколько минут наблюдал, как священник почем зря лупцует артистов, и в итоге одобрительно кивнул. Сражение впечатляло.