Хабер быстро взглянул на фото. Действительно. Крупный, упитанный конь красновато-рыжей масти несся галопом, и густая черная грива развевалась по ветру.
— И та лошадь, во сне, походила на меня?
— Да, — ответил пациент.
Когда он ушел, Хабер сел, с тревогой всматриваясь в фотографию Тампани-Холла. Она действительно слишком велика для кабинета. Здесь нужен вид на горы.
Тех, кому помогает небо, мы зовем сынами неба. Об этом не узнают ученые. Этого не добьешься работой. Это непостижимо разумом. Не пытаться понять то, что недоступно пониманию, великое достижение. Те, кто не сознают этого, будут уничтожены на гончарном кругу неба.
Чуанг Цзе. XXIII
Джордж Орр ушел с работы в три тридцать и направился к подземке. У него не было машины. Начав экономить, он смог бы купить машину и разрешение на индивидуальное пользование ею, но к чему? Нижний город закрыт для автомобилей, а он живет в нижнем городе. Он научился водить машину в восьмидесятые, но собственного автомобиля у него никогда не было. По Ванкуверской подземке он добрался до Портленда. Поезда, как всегда, были переполнены. Он не мог дотянуться до поручня или петли и стоял, поддерживаемый равномерным напором тел со всех сторон. Сосед держал раскрытую газету и не мог опустить руки. Он так и стоял, задрав голову и разглядывая спортивные новости.
Внимание Орра привлек заголовок: «Атомный удар вблизи афганских границ» и ниже: «Угроза интервенции в Афганистане». Владелец газеты протиснулся к выходу, и газету сменила зеленая пластиковая тарелка с несколькими красными помидорами, а под тарелкой — старая леди в зеленом пластиковом плаще, которая три остановки простояла на правой ноге Орра.
Он вышел на станции Восточный Бродвей и прошел четыре квартала, протискиваясь сквозь вечернюю толпу к зданию Восточной Башни Вильяметт — огромному бетонному стеклянному столбу, с растительным упрямством сражавшемуся за свет и воздух со множеством таких же окружающих его башен.
Очень мало света и воздуха доходило до нового уровня улицы. Внизу было душно и мокро от дождя. Дождь — старая портлендская традиция, но тепло, семьдесят градусов по Фаренгейту, второго марта — вполне современно — это результат загрязнения воздуха. Городские и индустриальные испарения не контролировались достаточно надежно в середине двадцатого века, так что кумулятивный эффект оказался неизбежным. Потребуется несколько столетий, чтобы в воздухе уменьшилось содержание СО>2, если это вообще произойдет. Нью-Йорк, по-видимому, будет величайшей жертвой реального парникового эффекта: полярная шапка продолжает таять и уровень моря поднимается, по сути дела весь Босфор в опасности.