На третий день, когда я шла навестить брата, на глаза мне попался Гемелл – и не один, а в компании с Макроном и Силаном. Они стояли у входа во дворец и что-то обсуждали. Разумеется, Гемелл являлся законным наследником брата, и ничего странного в том, что он добивается внимания, не было, особенно если учесть плачевное состояние Калигулы. А Макрон и Силан оба тесно связаны и с нашим братом, и с вопросом наследования, поэтому на первый взгляд не могло быть никаких оснований что-либо заподозрить при виде их троих, углубленных в беседу.
Тем не менее была в их позах некая увертливость, которая вкупе с вороватой оглядкой и осторожными жестами безошибочно выдавала заговорщиков. Едва я увидела эту троицу, то поняла: они заключили тайный союз. А следующий логический шаг привел меня к выводу, что болезнь брата вызвана отнюдь не естественными причинами.
Требовалось поговорить с Калигулой. Необходимо было найти то, что медленно, но неотвратимо сводило его в могилу. А для этого убрать этих троих с моего пути. В конце концов я решила призвать на помощь Друзиллу. Из женщин нашей семьи самой предприимчивой, коварной и опасной была Агриппина, причем даже в большей степени, чем мы считали. Я по-своему тоже себе на уме и не боюсь подтолкнуть события в нужном мне направлении, если требуется. А Друзилла… Друзилла – одна из тех, кто никогда не причинит никому вреда и не станет интриговать в свою пользу. Она – как развернутый свиток, написанный простым языком. Вот почему Друзиллу никто и ни в чем не заподозрит.
Я поведала ей то, что сочла возможным, и мы приступили к делу. Сначала Друзилла обратилась к Макрону с сообщением, будто бы Лепида поразила такая же болезнь, что и нашего брата. Будь у меня сомнения относительно того, кто повинен в произошедшем, то они развеялись бы при виде озадаченности на лице префекта: если он отравил Калигулу, то как мог Лепид подхватить то же самое?
Как я и рассчитывала, Макрон и Силан решили навестить несчастного и выяснить, что с ним случилось. Лепид должен был изобразить человека, страдающего от расстроенного желудка, и это, с одной стороны, успокоило бы Макрона, а с другой – разозлило. Но что самое важное – префект и Силан на какое-то время будут заняты и не смогут мне помешать. Таков был план, а получилось еще лучше: когда эти двое ушли, Гемелл тоже покинул дворец и отправился привлекать толпу на свою сторону. Как будто он мог для кого-то быть привлекательным.
Освободив дворец от злонамеренного триумвирата, я опять бросилась к брату, прихватив с собой того самого лекаря-иудея. Он сидел над книгами и пытался вычислить недуг, убивавший моего брата. У меня замирало сердце при мысли о том, что придется довериться человеку, которого почти не знаю. Но во дворец его привела я, поэтому лекарь вряд ли мог иметь какое-то отношение к Макрону, и главное – жизнь Калигулы стоила любых опасностей, которые я могла на себя навлечь.