Мы тоже остановились, не сводя глаз с застигнутой врасплох пары. Я видела, как у брата побелели костяшки пальцев, которыми он сжимал тогу.
– Шлюха! – заорал он и швырнул в жену свой недопитый кубок.
Бронзовый сосуд попал Ливии в голову; темное вино залило ей лицо и грудь. От удара она пошатнулась и упала на своего бывшего мужа. Пизон побледнел.
– Шлюха! – вопил Калигула, тыча в жену пальцем. – Блудница!
Теперь позади нас в вестибюле столпилось немало влиятельнейших римлян – под бдительным надзором германских охранников, разумеется. Толпа упивалась неожиданным спектаклем.
– М-м-мой император… – заикаясь, выдавил Пизон.
– Придержи язык, а то потеряешь его вместе с головой!
Сенатор умолк. Калигула чуть не дрожал от ярости. Всепоглощающий гнев не давал ему выговорить ни слова, и я видела признаки того же приступа, который охватил его в сенате. Дурные предчувствия подступили к горлу тошнотворным комом. Ливия и Пизон находились в полушаге от смерти, и мы все это знали. У меня не было ни малейшего желания снова стать свидетелем кровавой расправы. Может, есть какой-то выход? Потянувшись к брату, я прошептала ему на ухо:
– На тебя смотрит весь Рим.
Он так и не отвел глаз от двух прелюбодеев, но из-под неистовой маски гнева выглянул здравый смысл. Не оборачиваясь, он шепнул в ответ:
– Милосердие?
– Точно лучше реакции тирана, – буркнула я.
Наступила долгая пауза.
– К утренней заре чтоб ноги вашей не было в Риме. Найдите себе где-нибудь остров, ибо следующий закат в Риме вы встретите на Лестнице Гемоний.
Значит, все-таки снисхождение. Изгнание. Под угрозой неминуемой казни.
Вот так и вышло, что в ту ночь, когда над Римом бушевала гроза, а на его улицах хозяйничала лихорадка, Гай разорвал свой второй брак.
В тот теплый летний вечер театр Помпея накрыла тяжелая атмосфера общего недовольства. На сцене находилась труппа актеров из Лептис-Магны, что в Африке. Они давали свою прославленную постановку по «Лисистрате» Аристофана, но играли из рук вон плохо. Среди зрителей циркулировали слухи о том, что и Предводительница женщин, и Лисистрата подхватили лихорадку, гуляющую по улицам города, и на сцену вместо них вышли два запинающихся актера, найденных на замену в последний момент. И похоже, это было правдой.
Комедия давалась на языке оригинала, а один из этих актеров говорил на греческом с таким ужасным африканским акцентом, что больше походил на перса, пытающегося проглотить кота, чем на утонченную гречанку, употребившую все свои способности и смекалку на то, чтобы остановить войну. Второй вполне владел греческим, зато был никчемным актером: он уже трижды упал на сцене и постоянно забывал слова. А один раз вышел на сцену без маски.