– Послать под пытки брата моей жены? – хрипло рассмеялся Калигула. – Милонии это не понравится.
– Мой император, тогда хотя бы Максима.
– И этого Гетулика, – добавила я. – Друзьям Сеяна уж точно нельзя доверять.
– Гетулик в Германии, – ответил Гай, сведя брови. – Я не могу просто так взять и арестовать его. Он там занимает пост легата, под его командованием самые доблестные легионы империи. – И тут ему словно открылся некий большой план; изогнув брови, он заходил по залу, палец одной его руки постукивал по раскрытой ладони другой. – Он контролирует самую сильную часть всей армии Рима. Более того, это те легионы, на которые я рассчитывал бы в трудные времени. Это люди, служившие еще под началом нашего отца, и их любовь к Германику – залог их верности. Если Гетулик заставил их отвернуться от меня… – Брат всегда быстро принимал решения. – Пошли за префектами претория! – приказал он Каллисту. – Скажи им, что я хочу, чтобы Максима и Корбулона арестовали немедленно. И отправь весть бывшему консулу Гальбе. Он помогал мне с подготовкой моей кампании за Реном. Боюсь, придется нам выступить в Германию раньше намеченного срока.
Каллист с поклоном удалился исполнять распоряжения, а брат вновь повернулся ко мне:
– Спасибо, что предупредила. Сенаторы, полководцы, консулы, преторы – все они могут пойти против меня, но семья – это наши священные узы, не правда ли?
На это я ничего не могла ответить. Перед моими глазами стояли Лепид и Агриппина, втайне обсуждающие свои чудовищные планы. Узнай брат, от кого исходит нынешняя угроза, это знание сломило бы его.
Следующие две недели стали самыми неприятными в моей жизни. Консулов схватили в тот же день. Корбулон не отрицал своего участия в заговоре, хотя и заверил брата покаянным тоном, что вовсе не собирался убивать Калигулу и его жену, свою сестру, и о таких планах ничего не знал. Его волновал только вопрос преемственности – он не хотел, чтобы на трон претендовали дети Милонии от первого брака, поскольку считал ее бывшего мужа негодяем. Было в его чистосердечном признании нечто такое, что побудило Калигулу проявить милосердие. И поскольку Милония тоже умоляла его о снисхождении, он отбросил гнев и намерение казнить предателя и вместо этого всего лишь снял Корбулона с должности. Максим же забаррикадировался в своих покоях, когда за ним пришли преторианцы, и, поняв, что надежды на спасение нет, упал на свой меч. Итак, оба консула заплатили за свое участие в заговоре.
Однако быстро выяснилось, что их роль была второстепенной. Брат пытался выудить у меня хоть какие-то сведения о том, кого мне удалось подслушать, но я утверждала, что ничего не видела – только слышала голоса, которые не смогла идентифицировать. Как ни велико было раздражение Калигулы, тут он оказался бессилен. Он не сомневался в том, что главные заговорщики на свободе, и он чуть не приказал пытать Корбулона, и только слезные мольбы жены удержали его от этого. Таким образом, оставался лишь один человек, который мог бы рассказать императору какие-то новые подробности заговора, и это был Гетулик.