И все равно меня жгла обида.
Я прибыла в свою тюрьму.
Пандатария – маленький остров две мили в длину и едва ли восемьсот шагов в ширину. На одной оконечности – крошечная деревушка, а на другой – три или четыре виллы. Побег невозможен, даже если бы было куда бежать. Обитать мне предстояло на той же вилле, где умерла моя мать, и от этого кровь стыла в жилах. Я была ребенком, когда ее отобрали у меня. В моей памяти навсегда запечатлелось, как она, высокая, гордая, с туго заколотыми волосами, в элегантной палле темно-синего цвета, уходит прочь. Больше я ее не видела. Теперь меня будут держать в том же месте, где она провела свои последние дни, одинокие и скорбные. Осознавать это было невыносимо.
Вилла оказалась весьма просторной, но тюрьма есть тюрьма, как бы ни золотили решетку. Я изучала дом и сад, пока не обошла каждый уголок по несколько раз. Ко мне приставили двух рабов, Хориона и Анния, которые готовили – почти исключительно рыбу, выловленную из моря рядом с виллой, – и убирали. В деревне на другом конце острова жили несколько бывших солдат, и их наняли присматривать за мной. Каждый день они должны были наведываться на виллу и проверять, на месте ли я, жива ли еще и – самое главное – одна ли.
В первые дни на острове я подолгу сидела у окна, смотрела на море и наблюдала за птицами. Ни разу мимо не проплыло ни одно судно или хотя бы рыбацкая лодка. На четвертый день я разглядела на горизонте туманную полоску и поняла, что вижу сушу. Когда меня пришел проверить стражник, я спросила, не материк ли это, и он сказал, что нет, это Понтия. Тюрьма моей лживой сестры! Я тут же захлопнула ставни. У меня не было ни малейшего желания ни смотреть на этот остров, ни вспоминать о его обитательнице.
Три месяца я уныло бродила по вилле и за все это время видела всего восемь человек: двух рабов и шестерых наемников. И никто из них не проявлял ко мне доброжелательности или хотя бы интереса. Да, мое заточение здесь обеспечивает стражникам какое-никакое жалованье, но на крохотной Пандатарии они застряли только из-за меня, и их горькие взгляды не давали об этом забыть. Кошмары, ставшие уже такими привычными, что я считала их естественной частью ночного сна, после моего переезда на остров ненадолго прекратились. Их сменили странные несвязные видения. Но уже спустя неделю кошмары вернулись, и я снова проводила ночи с мечами, кровью и криками, просыпалась в поту и без сил. Тем не менее я почти обрадовалась им после тех непонятных видений. Они как будто говорили мне, что события в реальном мире никогда не сравнятся с моим воображением.