Я кивнула и огляделась, проверяя, нет ли кого рядом с нами. Друзилла была не в счет. Ей я могла доверять. При Агриппине я, может, и смолчала бы, но Друзилла, несмотря на всю мою ревность, всегда относилась ко мне с любовью и искренностью. Пожалуй, в ее сердце не было места для иных чувств. Убедившись, что за нами никто не наблюдает, я вытащила на свет пергамент и сердито протянула брату:
– Для человека, который проповедует осмотрительность, ты весьма беззаботно обращаешься с такими словами.
Калигула непонимающе на меня уставился и осторожно взял свиток. Взмахом призвав меня к спокойствию и молчанию, он развернул пергамент и быстро пробежался по тексту взглядом.
– Опасные строчки, – отметил он.
– Вот именно! – отрезала я, пока Друзилла тянула шею, желая рассмотреть содержание пергамента. – Тебе нужно быть осторожнее.
– Мне? – Мой брат с удивлением воззрился на меня и потом улыбнулся: – Ты думаешь, это написал я?
Теперь настал мой черед морщить лоб.
– Конечно. Я…
– Дорогая моя Ливилла, неужели ты могла предположить, что я способен на такую глупость. Кроме того, хотя почерк на этом пергаменте похож на мой, у моей буквы «е» не такая широкая петля, а «в» здесь слишком длинное по сравнению с моим. И, честно говоря, если бы мне вдруг взбрело в голову написать сатиру на императора, я постарался бы придумать что-нибудь поинтереснее, чем переписывание Вергилия, и уж точно не стал бы сравнивать императора с чудовищем, охраняющим загробный мир. Кстати, Ливилла, напрасно ты расхаживаешь по вилле с этой штукой.
Я почувствовала, как кровь прилила к моему лицу – ведь он прав! Но кто же мог подложить брату смертоносную улику? Обсудить это мы не успели, потому что послышался хруст гравия под чьими-то шагами. Меня сразу охватила паника. Мы погибли! Нельзя попадаться никому на глаза с этими подстрекательскими словами! В отчаянии я уставилась на брата. Он, как всегда, сохранял хладнокровие и контроль. К моему ужасу, он ткнул пергамент обратно мне в руки, и я, обомлев, стала отталкивать свиток. Не хочу! Он же не мой! Даже если не Калигула написал сатиру, все равно она принадлежит ему, потому что я нашла ее в его комнате. И только мой брат с его изобретательным умом сможет придумать, как нам выпутаться. И почему он дает свиток мне, а не Друзилле?.. Ответ на этот вопрос я, конечно же, знала.
То был один из нескольких редких случаев в моей жизни, когда страх за собственную шкуру перевесил стремление беречь семью и брата, и до сих пор мне стыдно вспоминать о нем. Возможно – возможно! – если бы в тот день я не была столь эгоистичной и не заронила бы в душу брата зерно сомнения, все сложилось бы совсем иначе.