Белая тень. Жестокое милосердие (Мушкетик) - страница 21

Неля Рыбченко и в самом деле посмотрела на него как на сумасшедшего, хотя ему показалось, что удивление ее преувеличено, наиграно. Однако ответ ее был слишком трезвый, прозаичный и даже оскорбительный:

— Тот, под кого вы хотите сработать, был рыцарем печального образа потому, что много страдал, мало ел и безустанно думал о даме сердца, а самозваный идальго лишь читал о страданиях в книжках, одной краковской съел за вечер полкилограмма и бежит за юбкой, оказавшейся ближе других. К тому же идальго был очень непрактичен, он не выращивал свеклу.

Эти слова можно было воспринять как пощечину. Пощечину ни за что ни про что, так — за здорово живешь. Однако бесцеремонный и опытный Борозна так не подумал. Конечно, было неприятно слышать такое. Но эти слова относились больше к ней, чем к нему. Она выставляла наивысшую цену. Давала понять, чтобы не надеялся на легкий флирт и ни на что временное вообще, давала возможность оскорбиться и уйти. Кроме того, она растерялась сама, сказала так из инстинкта самозащиты.

Уходить ему не хотелось, и он стал искать какой-то середины. Поэтому уже нельзя было сразу оставить взятый тон, каким бы неуместным он ни был.

— Ну, а все-таки, может, и есть какое-нибудь сходство… — произнес он и погладил густую, черную клинообразную бороду.

— Ее хватило бы на семерых идальго, — улыбнулась Рыбченко. — Знаете, на кого вы больше похожи? Вам никогда не говорили? На древнего ассирийца. Что на рисунках в учебниках четвертого класса. Помните, идут один за другим, с луками…

— Но разве не может быть сходства внутреннего? — не сдавался он. — Например, аки защитника слабой половины…

— Теперь такие защитники, — махнула она рукой, — удирают впереди Дульсиней…

Она сказала это без конкретного адресата, незлобиво, просто так, и напряженность спала. Неля как бы переводила разговор в иной регистр, а поэтому и его коварная мысль, ему же на радость, не находила подтверждения.

Они вошли в трамвай, но теперь, при электрическом освещении, в полупустом вагоне, Борозна почувствовал себя глуповато. Он даже не знал, домой ли едет Неля, где она живет, может, вообще мешает ей, — он ведь так и не попросил разрешения проводить ее домой. Знал, что она киевлянка, родители ее проживают в собственном доме на Куреневке, а трамвай шел в сторону Дарницы, — видимо, у нее была комната где-нибудь в Гидропарке или в Березняках. Наверное, получили вместе с бывшим мужем, и тот оставил комнату ей.

В трамвае было несколько свободных мест, однако Неля не садилась, прошла в конец вагона, прислонилась к металлическим прутикам.