Организации тоже не требовалось, потому что это большинство представляло собой совершенно однородную массу, лишенную всяких противоречий.
Притом оно было распылено по всему миру и до того момента, когда в силу эволюции все будет готово, нечего было ломать голову над этим.
Кроме того, всякое подчинение чужой воли было для Митеньки нравственно тяжело. Он даже чувствовал себя как бы виноватым, когда ему приходилось приказывать зависевшим от него людям.
Ему морально было гораздо легче быть управляемым, чем самому управлять.
И, наконец, еще опаснее было положение тогда, когда за осуществление своей мысли приходилось бороться и побеждать злую волю других людей.
Если воля была очень злая, то в первый момент она вызывала взрыв негодования. Но уже через некоторое время появлялась склонность к размышлению, рефлекс, который начинал разъедать и расшатывать энергию, входить во все мотивы, которые привели злую волю к дурному поступку.
Вот так именно обстояло дело и теперь: его новая жизнь требовала длительного личного напряжения, организации подведомственной ему живой силы, в лице Митрофана и Тита, и борьбы с злой волей за свое право, то есть с мужиками.
Что касается последнего пункта, то здесь дело обстояло особенно плохо благодаря ложному шагу, сделанному в самом начале: уж если решил с ними бороться - нужно было идти до конца
А то вышло так, что он допустил размышление и отказался было от подачи жалобы. Но, отказавшись, подал. Хотя и не по своей воле.
А теперь невольно, с замиранием сердца, думал о том, что мужики узнают об этом и выйдет скверно. Настолько скверно, что не хватит силы в глаза смотреть.
При таком положении какая же тут могла быть борьба?!
Дело с организацией и планомерным направлением живой силы тоже дало трещину. Живая сила попалась такая, что ангела способна вывести из терпения: пошлют Тита в город за матери-алом, он винты привезет, а гвозди забудет. Нужно крыть крышу, а он, вместо драни, доски привез.
И вот, благодаря всему этому, творческий подъем и погас в самом начале. Тем более, что Митрофан, по мере того как работа теряла праздничность новизны, начинал проявлять инерт-ность. Он все сидел, курил, а когда его посылали куда-нибудь, плелся, заплетая ногу за ногу.
И хозяин от одного этого вида приходил в отчаяние.
- Что ты ногами-то заплетаешь, точно тебя на веревке тащат? - кричал он тогда на Митрофана. - Смотреть противно. Ходи как следует! О, боже мой, что за народ!
К этому еще присоединилась нелепость с жалобой: так как он, подав жалобу, забыл подписаться, то ему прислали ее обратно. В другое время Митенька просто плюнул бы на это дело. Но сейчас он, закусив губы, послал Тита в город с запечатанным пакетом.