Малый остановился и сказал недовольно и нехотя, что барин дома. Потом повернулся и пошел дальше.
- Доложи, пожалуйста, - сказал Митенька, торопливо выходя из экипажа.
- А вам по делу? - спросил малый мрачно и глядя не на просителя, а куда-то в сторону и вниз.
Митенька, потерявшись и боясь, что малый уйдет, сказал, что по делу.
- Ну, тогда идите сюда. - И повел его к черному ходу. Митенька пошел за ним. Они вошли по грязным ступенькам кухонного крыльца сзади дома, прошли через жаркую кухню, потом через узенький коридорчик, и Митенька неожиданно для себя прямо в пыльнике очутился в служебном кабинете Павла Ивановича.
Павел Иванович, вернувшись из церкви, сидел с приехавшим к нему соседом Щербаковым в кабинете и обсуждал дело организации проектируемого им общества. Они кончали подсчет будущих членов, когда в кабинет неожиданно вошел Митенька.
Павел Иванович поднял голову и долго сквозь стекла пенсне смотрел на Дмитрия Ильича.
- Ну что там еще... ну кто там?.. - говорил он, недовольно нахмурившись и какими-то неопределенными фразами. Его короткий, но торчащий в разные стороны бобрик придавал ему суровый вид, который усиливался еще тем, что у него была привычка закидывать голову неско-лько назад и смотреть сквозь пенсне на посетителя. И люди, не знавшие его, всегда несколько терялись под этим взглядом.
Щербаков, подняв голову от стола, тоже посмотрел на Митеньку с недовольным выражени-ем, какое бывает у людей, которые вели деловой разговор с хозяином дома, а тут врывается кто-то третий, и неизвестно еще, сколько времени он проторчит.
- Вам что угодно? - спросил он за Павла Ивановича, который молча и строго смотрел на посетителя.
Митенька, растерявшись под двумя вопросительными взглядами, сказал то, чего совсем не хотел и не думал говорить. Именно: что он вынужден прибегнуть к защите судебной власти от мужиков, которые теснят его самым невозможным и возмутительным образом. При этом у него было наивное, испуганное лицо с торчащей кисточкой волос на макушке, какое бывает у учени-ка, который пришел жаловаться, но еще не уверен, как будет принята его жалоба; еще, может быть, его самого назовут фискалом и ябедой. И весь приезд его, благодаря хмурому малому вышел каким-то нелепым. Нельзя же было теперь сказать: здравствуйте, я вас проведать прие-хал, - тем более что Павел Иванович по своей рассеянности, очевидно, даже не узнавал его.
Но едва только Митенька договорил, как черный усатый Щербаков возбужденно вскочил в своей сборчатой поддевке с места.
- Вот вам пример! - крикнул он своим пропитым басом. - Я всегда говорил, что они на шею сядут, эти хамы, если мы будем с ними сентиментальничать.