Ребята действительно могут успеть. И Маньяк справится. Да и Линн вроде как что-то там обещала придумать, помнится, а она тоже слов на ветер обычно не бросает. Да, у них у всех может все получиться. Только это ровным счетом ничего не значит.
Потому что это — твоя ошибка, Ларри. Тебе и расхлебывать.
Выбросив пустую пачку, Ларт захлопнул колпак флайера и аккуратно поднял машину со стоянки. Это была не его машина, и к тому же она совершенно не годилась для того, что он задумал: слишком легкая. Ничего, в Новобокайде полно неохраняемых стоянок, а времени до девяти достаточно. Ларт был уверен, что найдет то, что надо. Обязательно найдет.
Иначе и быть не могло.
Надежда — паршивая штука. Когда ее нет, жить становится намного проще. Умирать тоже. Это ли не высший апофеоз свободы, когда тебе больше нечего терять и не на что надеяться? Не надо надеяться. Ни на что. Никогда. Надежда ничего не дает и только мешает, лишает сил и спокойствия, лишает холодной уверенности. Лишает гордости.
Случится что-то хорошее? Отлично. Не случится? Нормально. Если ты не надеялся, что оно случится, не ждал — ты и не огорчишься. Пытка надеждой — одна из самых страшных, на ней ломаются многие. Люди, конечно же. Люди. Киборги слишком расчетливы для надежды.
Бонд повторял себе это снова и снова. Да, никто не спорит, примерять на себя человеческие маски бывает приятно. Но глупо танцевать на граблях и попадаться на свойственные людям эмоции и стереотипы. Особенно на такие, о существовании и всей вредоносности которых ты отлично осведомлен. И о том, к чему они приводят — тоже. Глупо и так по-человечески нерационально.
Но надежда жила — где-то глубоко внутри. Крохотная, почти невесомая, но все же живая, теплая, дышащая. Трогала тонкими лапками оголенные нервы, заставляя сердце стучать с перебоями. Расправляла тонкие крылышки, щекотала ими горло изнутри — так, что все время хотелось откашляться. Мерзкая штука она, эта надежда.
Надежда жила, когда двое людей вот тут рядом говорили о небывалом, как о чем-то, само собой разумеющемся. Словно иначе и быть не могло. И искренность била под дых, потому что была под сотку. У обоих. Они действительно не понимали — а что в этом такого? Оба. Для них это было так же естественно, как дышать — никто ведь не задумывается о том, стоит ли делать следующий вдох? А потом один из них сказал: «Ты только глупостей не наделай!» — и они оба шагнули за дверь… А надежда осталась.
Надежда жила, когда бонд стоял у окна, положив ладони на подоконник, и высмеивал сам себя. За эту самую надежду и высмеивал — глупую, нерациональную, ни на чем совершенно не основанную. Весь предыдущий опыт подсказывал (да что там подсказывал — в голос орал!), что надеяться не на что. Глупо. Нерационально. Люди лгут. Даже когда сами себе верят.