Почему никто в Россдейле не мог ей это сказать? Или все считают, что смерть Эллы была трагической случайностью? Брук по-прежнему не смела расспросить Доминика.
Вчера вечером, когда они снова вместе ужинали, Брук солгала, сказав, что у нее болит ухо, и она плохо слышит. Это помогло ей не реагировать на его уколы. В последующие два дня он вообще с ней не разговаривал, то ли отчаявшись разозлить ее настолько, чтобы она уехала, то ли ожидая, когда пройдет ее «глухота». Сначала она наслаждалась покоем. Но быстро поняла, что такая тактика никуда ее не приведет. Жар и воспаление прошли, рана Доминика заживала, и у нее больше не было причин входить в его комнату.
Теперь, закончив читать дневник, Брук осознала, что вопросов стало еще больше. Что все-таки случилось с Эллой?
Она решила, что на следующее же утро ее ухо перестанет болеть.
– Вот почему ты послал меня с этим поручением! – Войдя в комнату Доминика и увидев, что тот стоит у окна, Гейбриел пришел в ярость. – Для того, чтобы снова мог беспрепятственно вскочить с постели?
– Ниоткуда я не вскакивал, – бросил Доминик, даже не оглянувшись, а затем продемонстрировал трость, с помощью которой добрался до окна. – Кое-как доковылял, опираясь вот на это.
– Все же…
– Если не считать ранения, со мной ничего плохого не случилось. Жар спал несколько дней назад, и никакой красноты вокруг раны не осталось.
– Это хорошие новости, – кивнул Гейбриел, тоже подходя к окну. – Я дам знать мисс Уичвей…
– Не дашь.
– Но это позволит мне пригласить ее на свидание…
Доминик, наконец, повернулся к нему.
– С чего это вдруг ты хочешь…
Он осекся. Выражение лица Гейбриела было достаточно красноречивым.
Доминик закатил глаза:
– Ты не заметил, что она слишком стара для тебя?
– Ничего подобного.
Доминик хмыкнул.
Эти женщины перевернули вверх дном все его хозяйство, околдовали кухарку и лучшего друга. Даже его застенчивый камердинер в последние пять дней улыбался больше, чем за все то время, что Доминик его знал. А Вулф ни разу даже не залаял на Брук и ее горничную, хотя не любил чужих. Будь Доминик суеверным, посчитал бы этих женщин ведьмами.
Но сейчас младшая сидела на скамье под серебристой ивой и читала в тени, надежно защищенная от заливавшего парк солнца. Ее длинные черные волосы больше не были связаны на затылке, а свободно лежали на узких плечах. Как всякая молодая девушка, она вовсе не заботилась о своей внешности, когда считала, что вокруг никого нет и никто ее не видит.
У нее полные губы, отметил он, и, похоже, она в задумчивости прикусила нижнюю. Он уже видел подобный жест трижды с тех пор, как она приехала сюда, и это каждый раз притягивало его взгляд. Черт возьми, да он считает, сколько раз она прикусила губу?!