Она выходит в его футболке поверх своего белья, жмурится и зевает. Вместо «доброго утра» Z говорит:
– После того как я первый раз увидел тебя в ресторане, я каждый день приходил с надеждой, что ты опять там будешь.
– Они не взяли меня на работу. День, когда мы познакомились, был у меня первым и последним.
– Похоже, обслуживать клиентов в ресторане – не твой конек.
– Не мой, не мой. – Она садится за стол и кладет в рот ягоду. – Но, может быть, твой? Посмотрим, как ты меня обслужишь.
Z зачерпывает, насыпает, заваривает. Наливает кофе в чашку и несет ей, перекинув через руку полотенце. Спрашивает:
– Ну и как я пока справляюсь?
– Великолепно. Я бы еще раз посетила это заведение.
– Еще раз? Честно?
Она смотрит на него, думает.
– Из парней, с какими я встречалась, ни один не был евреем, – говорит она. – У нас в Риме их не так много. Ты такой ранимый, такой эмоционально зависимый, такой вежливый и неагрессивный в постели – знаешь, это заводит.
– Значит, еще увидимся?
Официантка отламывает от багета, отпивает кофе и просит масла. Когда он подает ей его на блюдце, она смотрит ему в глаза и, кажется ему, не столько говорит, сколько просвистывает сквозь соблазнительный промежуток, возникший из-за надколотого зуба:
– Кто знает? Может быть.
2014. Лимб
Ни единого солдата Генерал не подверг опасности ради славы или из спортивного азарта. Хулители обвиняют его в том, что он посылает храбрецов на смерть без нужды, – тогда как он, больше чем кто-либо, ценит каждую человеческую жизнь.
Проблема в том, что даже самые осторожные жертвы, какие он принес, выглядят безрассудными, если игнорировать важнейшее: его задача – вести нашу общую войну. Их войну.
А войны питаются жизнями.
С самого начала они использовали его как козла отпущения. Премьер-министр его собственной страны теперь делает вид, что в ужасе, Бен-Гурион притворяется, будто не понимает того, о чем Генерал всегда, каждой своей операцией сообщал недвусмысленно: он воюет, чтобы одержать победу.
Генерал убивал девяносто и терял девятерых. Он покидал поле боя, усеянное десятками трупов, унося двоих своих погибших. Какое еще подразделение в мире могло похвастаться такими цифрами?
Пусть козел опущения, пусть, если угодно, мальчик для битья; но обязанностью Генерала всегда было воздаяние. Когда им нужно было, они застенчиво на это намекали, говорили вполголоса. А потом, когда Генерал возвращался? Он стоял перед ними, победитель, а они качали головами и закрывали лица ладонями.
Ни разу никто не отдал ему прямого приказа. Они просто отпускали его, как будто война была его собственная, личная.