Когда Z хотелось есть – а он в те чуть более молодые годы постоянно был зверски голоден, – он проходил через главное здание, построенное в абсурдно византийском стиле, пересекал Нэнси-Рейган-плаза, названную в честь жертвовательницы, и входил в кафетерий «Фрэнк Синатра», где можно было взять лучший, как он считал, шницель в городе.
Каждый учебный день, которых было не счесть, он ел одно и то же: шницель с рисом и подливой, огромную, субсидируемую государством порцию. Персонал в кухне был смешанный: израильтяне из Западного Иерусалима и палестинцы из ближней деревни. Z испытывал теплое чувство к ним ко всем. Это была приязнь, взращенная его верностью месту, привычкой и глубинным представлением о связи между питанием и нежной заботой.
Официантка спрашивает сквозь смех – и Z признаёт: да, ему легко влюбиться в ту, кто его кормит, и он готов есть одно и то же блюдо каждый день, если оно ему нравится.
Он говорит еще, что потому так ей про это рассказывает, что ему необходимо дать ей понять, насколько это место было для него важным и особенным, какая там царила исключительная атмосфера. Он хочет, чтобы она поняла, до чего зловредно, безупречно-зловредно поступили те, кто устроил там взрыв.
– Улавливаешь? Они не только план кампуса должны были знать. Они должны были понимать менталитет, чтобы это осуществить. Убийца вошел в это помещение – там всегда кипела жизнь, оно гостеприимно приглашало всех, не глядя на различия, – вошел и оставил свою сумку среди молодежи. Положил свою бомбу среди тех, у кого впереди было яркое будущее, и вышел. В жуткую эпоху смертников это не была акция смертника. Нужна была благодушная обстановка, чтобы эта бомба могла взорваться.
– И ты знал, что за этим стоит Фарид?
– Мгновенно понял. Еще до того, как за взрыв взяли ответственность. Еще до того, как подсчитали трупы. Я знал, кто и почему это сделал, на что это стало ответом, – всего неделя прошла. И я знал еще, что «Моссад» займется Фаридом в тот же миг, что они удесятерят усилия. Уже не брат. Брат – предыдущая мишень. Теперь Фарид.
– Но что в этом плохого, учитывая все?
– То, что я считал его другим. То, что я послал ему важные секретные сведения, чтобы попытаться изменить ситуацию для обоих народов. Пусть даже я поступил так именно для того, чтобы предотвратить этот взрыв в кафетерии. Я понял, что после этой атаки они быстро обнаружат утечку сведений к нему. И быстро выйдут на меня.
– И что ты стал делать?
– Я задействовал маму.
– Маму?
– А что еще делает еврейский мальчик, когда попадает в беду?