– Думаешь, я не замечаю, что происходит? Что я не в курсе твоих омовений по утрам? – Сью сунула салфетку в стакан с водой. – Я все ждала, когда у тебя начнется кризис среднего возраста. Но я думала, что это будет нечто такое, с чем я смогу справиться. Некое испытание на прочность. Которое потребует дополнительных сил. И тогда я смогла бы показать, как сильно люблю тебя, проявив стойкость. Лучше бы ты стал веганом! Или либерал-демократом. И правда спал бы с секретаршей. – Сью принялась оттирать винное пятно. – Со всем этим я бы могла смириться.
Чарльз внимательно посмотрел на нее.
– То есть, по сути, ты хочешь сказать, что, если бы я превратился в вест-сайдского еврея – это еще ничего. Как если бы мы вдруг переселились в Апторп[50].
Сью задумалась над его словами.
– Ладно, раз уж решил быть евреем – будь, но почему именно таким? Почему не как Брауны из шестой «К»? У них ребенок в Хаверфорде[51]. Почему, – сказала она, зажмурившись и прижимая пальцы к вискам, – почему все новообращенные такие оголтелые?
«Оголтелый», подумалось Чарльзу, слишком сильно сказано, с учетом всего того, что ему предстоит узнать, всех законов, которые ему предстоит соблюдать. Он не был в синагоге. Ни разу еще не соблюдал шабат. Он всего лишь изменил рацион и несколько раз помолился.
Для этого приходилось выходить из спальни.
Порой Сью принималась его искать, причем в самый неподходящий момент. В первое утро она застала его в кабинете, когда он примерял талит и тфилин, – что для самого Чарльза было более чем непривычно. Одна кожаная коробочка туго примотана к руке, другая – прямо на лбу, ровно по центру. Когда она вошла, он как раз перешел к Восемнадцати благословениям и был вынужден выслушивать ее тираду молча.
– Мой Чарли всегда впереди всех, – сказала она, глядя, как он раскачивается взад-вперед, шевеля губами. – Слыхала я об оборотнях, об одержимых. Даже видела современных вампиров по телику. Реальных людей, которые пьют кровь. Но ты переплюнул их всех. – Она вышла, потом вернулась с чашкой кофе в руках.
– Я говорила с доктором Бирнбаумом. Думала сама ему позвонить, узнать, как он относится к такой перемене. – Она подула на кофе. – И, Чарли, представляешь? Тут он мне сам звонит. Просит прощения, что потревожил, и сообщает, мол, ты перестал ходить к нему и не отвечаешь на звонки. Ну, говорю я, это потому, что Чарли теперь еврей, у него нет времени, он ходит к раввину. Хороший у тебя мозгоправ. Ничего на это не сказал. А потом совершенно невозмутимо спрашивает меня, как будто это имеет значение, что за раввин. Я пересказала ему все, что ты говорил мне, слово в слово. Раввин из Болинаса. Которому не нужно посвящение в сан, потому что он был раввином в прошлых девяти жизнях. Зачем, спрашиваю я, такому человеку, раввину в десяти поколениях, зачем ему какой-то диплом? – Она поставила чашку на основание торшера.