— Ну как тебе, мой мальчик, это нравится? — Видно было, что самому Натану нравится, и очень. И сама коллекция, и возможность продемонстрировать ее гостю, и естественный восторг, который она у гостя вызовет. — Что скажешь, оружейная палата, а? Теперь ты понимаешь, почему с Натаном шутки плохи? Нет, ты только посмотри на эту дулю! — Натан выхватил с полки какой-то особенно массивный пистолетище и принялся любовно оглаживать тяжелый вороненый ствол. — Слона уложит, а всего-то шума, будто карлик пукнул. — Натан на секунду замолчал, словно прикидывая, как громко пукают карлики, и для убедительности добавил: — За стенкой.
Но меня уже не интересовала любовно собранная Натаном оружейная палата, не интересовали слоны и физиологические отправления карликов, мой взгляд был прикован совсем к другому.
Третья стена чулана, гладкая, беленая, была пуста, возле нее стоял высокий, ростом с Шуркиного Гену, скелет. Слева у него на ребрах сверкали подвешенные рядышком две золотые геройские звезды.
Натан перехватил мой взгляд. Косой глаз внезапно вспыхнул уже знакомой мне злобой.
— А-а-а… этот… Это наш с тобой дружочек, этот большой балабус с шинного, чтоб ему было неладно. Узнал поганца?
Я промолчал.
— Что, непохож? Ничего, будет похож. Пока только цацки похожи, потому что не фуфло, а настоящие. Велел купить там, на барахолке. Задорого купил, денег не пожалел. Натан за настоящее хорошо платит, ни рублей, ни зелени никогда не жалеет.
Я поднял глаза на сомнительного Айвазовского, вспомнил левитановские пейзажи в столовой, но тут же подумал: на чем, на чем, а уж на золотишке Натан ни в жизнь не проколется. Звезды были самые что ни на есть настоящие.
— Как это у вас говорят, — визгливо продолжал Натан, — бюст на родине героя, а? Пусть пока постоит на родине, в скверу. Будет время, будут деньги — а куда они денутся? — сюда перенесем, на новую родину. На стол себе поставлю. — Натан оглядел письменный стол, словно выбирая место для бюста. — Или в цеху. Еще не знаю, надо с Дорочкой посоветоваться. А потом и самого привезу. В деревянном ящике. От Натана не уйдешь, не спрячешься. Он как думал? Уехал Натан в Израиль — и отрезано, концы в воду. Можно и дальше гулять, на заседаниях сидеть, в распределителе отовариваться. Все, мол, забыто. Никто не забыт, ничто не забыто.
Это кощунство так комично прозвучало в устах Натана, что я невольно улыбнулся.
— Я тебе ничего смешного пока не сказал, — одернул меня Натан. — У Натана хорошая память. Натан все помнит, и плохое, и хорошее. И не смейся. Сказал, привезу его в деревянном ящике, и привезу. Тогда-то и спрошу его: что же ты, Боренька, сделал? Пока хавал и пил на халяву, девок щупал на обкомовской даче да парнусу имел с моего цеха, старик Натан был нужен, дружить с Натаном было не западло, ходить домой к Натану, брать бабки у Натана было не западло, а как Натан стал не нужен, так на нары Натана…