Я поднимаю очередного ребёнка, подношу к стеклу, молодая мамочка вытирает слезы и прижимается к своему мужу, который её подбадривает. После родов она обязана сидеть на передвижном кресле, чтобы не спровоцировать кровотечение, поэтому мужчине приходится присесть на корточки рядом с ней. Это самые милые моменты, которые я люблю в своей работе.
Пока они рассматривают своего ребёнка, я вспоминаю, что Трентона я ни разу не показывала его матери или отцу, что само по себе очень странно. Со слов дедушки, с которым я виделась однажды в больнице на выписке, у ребёнка болела мама. Врачи при его поступлении сказали, что его привёз отец. Увидеть данные я не успела, там было просто не до этого. У мальчишки была остановка дыхания, и мне пришлось делать интубацию вместо другого дежурного врача, насыщать лёгкие кислородом. По сути, моё появление в больнице в тот день было чистой воды удачей. Может пожилой мужчина и есть его отец, просто скрывает это? Тогда я могу объяснить многое из происходящего… Мне Трентон показался таким же одиноким, как и я, может, поэтому так к нему привязалась.
Укладываю ребёнка назад в люльку, больше нет родителей, желающих посетить детей, устало сжимаю плечи руками и достаю батончик из кармана. С наслаждением откусываю, мой желудок довольно урчит благодарный мне за то, что я соизволила, наконец, поесть. Снимаю обувь и с ногами сажусь в удобное кресло. В помещении отключают свет, слышен только тихий гул боксов, в которых находятся дети, поступившие сегодня. Моя голова наклоняется в сторону, обёртка медленно скатывается на колени, и я практически отключаюсь. Открываю глаза, отчаянно моргаю, стараюсь сбросить с себя сонливость, растираю лицо руками. Двери приоткрываются, и Одри машет мне ладонью. Встаю, проталкиваю гудящие ноги в кроссовки и иду к ней.
– Тебе подписали документы, просили зайти, – тихо говорит она.
– Спасибо, что сказала, – отвечаю ей и иду в кабинет заведующего отделением.
Подхожу к кабинету заведующего отделением и стучусь, затем прохожу внутрь. Роджер Хоффман, человек, стаж работы которого исчисляется годами. Я всегда хотела походить на него, пока училась. Роджер проводит рукой по седым волосам, затем отрывается от огромной кипы документов.
– Проходи, Эмерсон, не говори мне, что ты собралась после отпуска увольняться, – он указывает мне на стул, стоящий рядом с ним, и я присаживаюсь. – Что-то странное происходит, мне звонит начальство, узнает все о тебе. Ты нашла другую больницу? Или дело рук тех, кто забрался выше всего этого?
– Нет, – я пожимаю плечами. – Почему вы так думаете? Может очередные курсы?