Есенин: Обещая встречу впереди (Прилепин) - страница 19

Крёстным родившейся 22 ноября 1905 года Кати стал десятилетний Сергей — такое допускалось, но в данном случае так поступили скорее всего потому, что рядом не нашлось никого, чтобы позвать в крёстные, — Татьяна осталась совсем одна.

Свой расчёт был и у бабки Аграфены: она-то отлично знала, что ухаживать за сестрой придётся теперь Сергею. А кому же ещё? На ней двор, да и стара она; у матери свои дела, отца нет; так что будет девке братик вторым отцом, заодно и сам повзрослеет.

На привыкшего к вольности Сергея всё это подействовало, конечно же, тягостно: вместо того чтобы по деревне бродить, подбирать, что плохо лежит, и кулачные бои устраивать, ему надо было менять пелёнки и укачивать горластую детку.

Мать непрестанно пребывала в дурном настроении.

Едва дочка стала подрастать, Татьяна при любой возможности покидала дом. Куда-то ходила, по неведомым делам.

* * *

Дед же сказал: будь как Стенька Разин. Да пожалуйста! По России шли восстания, в Москве строили баррикады — и в Константинове тоже знали, что там на улицах стреляют, а рабочие насмерть бьются с жандармами и казаками, — связи с Первопрестольной установились давно и прочно.

Односельчанин Андрей Мамонов: «В период революции 1905 года в наше село приехали из Москвы односельчане, работавшие на фабриках и заводах. В их числе был внук деда Якова Горбунова — Володя. Он принимал активное участие в рабочих восстаниях, за что был избит полицейскими. Вот он-то и собирал нас, мальчишек, по закоулкам, рассказывая о забастовщиках, о борьбе бедняков с богатыми, и научил нас петь революционные песни…»

Три характерных для подростка Есенина случая.

Однажды по деревне проезжала карета, в которой сидела настоящая княгиня — кузьминская помещица. На кучере были цилиндр и ливрея. Пацанва, разинув рты, смотрела на это великолепие, как вдруг в кучера полетел крепко слепленный ком грязи — и сшиб цилиндр. Униженный кучер спрыгнул и попытался ухватить бросавшего, но запутался в ливрее и упал. Ком бросил, естественно, Сергей.

Как-то в школе преподаватель Закона Божия увидел у соседа Есенина по парте Писание, обёрнутое в листовку, — её, наверное, тоже из Москвы привезли. Преподаватель взял её в руки и ахнул: текст «Марсельезы»! А Сергей, по воспоминаниям товарища, к тому времени уже знал, что это за песня.

Есенин был одним из зачинщиков издевательств над Кулаковым — тем самым попечителем, барином, владельцем усадьбы.

На самом деле Иван Петрович Кулаков происходил из обычных крестьян, поднялся так же, как и есенинские деды, но в отличие от них не разорился, а своё состояние удесятерил и купил поместье. Он держал в Москве, на Хитровке, доходные дома. В родном селе, как мы помним, он помогал училищу; несмотря на это, односельчане его не любили.