– повторяю я снова и снова, до тех пор, пока слово не лишится значения, пока оно не скукожится, не усохнет, не сморщится. Выражение, выражение, выражение, выражение. Я тщательно выдавливаю из него жизнь, выжимаю, как половинку лимона. И когда оно отдает весь свой сок – теплый сок значения и смысла, – я сразу успокаиваюсь. Теперь оно мертвое и безвредное. Выражение.
Я делаю это редко. Я убиваю лишь те слова, которые кажутся мне опасными…
Я смотрю на отца. Его позвоночник безупречен, его силы бесконечны, его обмен веществ идеален, его движения совершенны. Белоснежные волосы на затылке чуть выбиваются из-под шапки. Отец поседел в ранней молодости, еще до моего рождения. Но седина совсем не портит его. Он красив.
А я пошла в мать. Мы обе – сосиски. Обе – толстые, оплывшие, неспортивные. Мы годимся только на то, чтобы волочиться за ним на буксире.
– Давай поговорим как взрослые люди.
– Давай.
Он встает, подходит к плите и принимается соскребать со сковородки остатки зеленой фасоли.
Зеленая фасоль очень экологична, в ней много витаминов и мало калорий, но мы с матерью толстеем и от нее…
Он ставит тарелку с добавкой мне под нос и снова возвращается к плите.
– Ты вообще отказываешься заниматься спортом?
Он стоит ко мне спиной. Я молча разглядываю стол. На нем три тарелки – моя с добавкой, его пустая и мамина полная – с нетронутым, остывшим, зеленым. Мама лежит в комнате на диване, уже довольно давно. Отдыхает после очередной истерики. Отсюда мне не видно ее, но я знаю, что она лежит на спине, раскинув опухшие ноги, прикрыв в своей особой манере глаза: верхние веки опущены не до конца, под ними видны оголенные желтоватые полоски пустых белков. Ее толстые щеки покрыты пунцовыми точечками…
Я осторожно дотрагиваюсь до своих щек – с левой все в порядке, на правой же по-прежнему нащупывается подлый нечувствительный островок.
– Если ты действительно совсем не хочешь заниматься спортом, я не стану тебя заставлять, – говорит он. – Обещаю. Так что – отказываешься?
Это неожиданный поворот. Это прекрасный шанс. Это мой счастливый билет в безоблачное детство – без пота, без беготни, без унижений, без одышки, без спортивных комбинезонов, без мокрого снега в рукавицах, без твердых нечувствительных пятен на щеках. Какой прекрасный шанс! Он явно говорит всерьез – а значит, выполнит свое обещание. Он говорит со мной грустно, но совсем не зло, мы говорим «как взрослые люди» – а значит, мой ответ не повлечет за собой скандала.
И главное – он стоит ко мне спиной. А значит, я не увижу выражения его лица, и, значит, мне не придется смотреть ему в глаза, когда я наконец скажу: «Да. Отказываюсь».