Кожа под клеймом зашипела, покрываясь тонкими кровавыми дорожками. Рик не издал ни звука и даже не вздрогнул, только дыхание стало более сосредоточенным и глубоким, хотя ощущения от клеймения руной мало отличалась от того, как если бы Алонзо прижал к его спине раскаленный металл.
Магистр печально опустил голову и отошел в сторону, давая Рику рассмотреть сделанную работу.
— Готово? — спросил Рик, пошевелив плечами. От самых лопаток к пояснице теперь тянулся мерцающий знак. Не самое приятное зрелище, но...
Рик нахмурился. Свет руны вдруг стал рассеиваться. И пока Алонзо удивленно моргал, он постепенно полностью угас. А следом изгладились алые борозды на теле.
— Прошу прощения... — проговорил магистр. — Я все сделал, как требуется, клянусь! В первый раз такое вижу...
Рик вздохнул.
— А ну-ка, давай еще раз. И заряди ее в этот раз посильней раза в два.
Алонзо взглянул на него почти испуганно.
— Но тогда ведь это будет уже не клеймение, а пытка.
— Делай, что сказано. И не закрывай отражение, я должен видеть.
И с готовностью подставил спину.
Алонзо начертал руну заново. На этот раз она была темная, почти черная, с золотыми прожилками. Прижав ее к коже, магистр даже глаза отвел: ему было больно смотреть, как свечение выжигает очередное клеймо: глубокое, кровавое... Из груди Рика вырвался еле слышный, сдавленный стон. Стиснув зубы, он повернул голову к зеркалу и смотрел, как на коже до белесого мяса выгорают полосы шириной в палец.
Это было по-настоящему больно.
И тут внутри себя Рик ощутил удар. Словно глубоко в груди разорвался сосуд, наполненный ядом ундин и нефритовой пылью, и сотни осколков вонзились в его тело изнутри, а по жилам потекла отрава. Он застонал уже громче, почти зарычал. В это мгновение Алонзо убрал руку от руны, и ее свечение буквально на глазах начало меркнуть, даже быстрее, чем в первый раз. Через пару минут о процедуре напоминали только кровавые следы. И как только клеймо изгладилось полностью, жжение несуществующего яда прекратилось.
И только тогда подала голос Рут.
«Братец!.. — ахнула Рут. — Ты понял? В этот раз ты услышал?..»
«Я ничего не услышал... но почувствовал!..»
Тем временем Алонзо непослушными руками наконец достал платок из кармана и принялся вытирать обильно вспотевшее лицо.
— У меня нет другого объяснения нет, госпо... Рик, кроме очевидного... Ваше тело противится рабской отметины!..
— Это не тело противится, — с мрачной усмешкой на пересохших губах проговорил тот. Слова получались медленными и тяжелыми. — Это противится дух. Я почувствовал, как он шевельнулся во мне.