Там страшная ведьма живет.
Ты к дому ее не подходи,
Не то в пироге запечет.
Узнаешь ее ты по белым зубам,
По красным глазам, по черной душе.
Но если ее повстречаешь ты там,
Домой не вернешься уже».
Он затянул было второй куплет, о проклятом всаднике без головы, когда я не выдержала и сказала:
– Прошу, увольте.
Он вызывающе осклабился, но петь перестал. Зато свистел всю оставшуюся дорогу.
В ту ночь мы разбили лагерь на опушке леса, недалеко от берега реки Сентис, и впервые за долгое время развели костер. Келлан наловил окуней, смастерив крючок из сережки Лизетты, а леску – из длинной нити от подола ее изрядно потрепавшегося платья. Она громко сокрушалась о своих потерях, но, получив порцию жареной рыбы, тут же умолкла. Так сытно мы не ели с самого Сирика.
Конрад быстро расправился с ужином и уснул, положив голову Лизетте на колени. Со дня отъезда мы обменялись лишь парой слов. Когда на него никто не смотрел, он часто беззвучно плакал. Крупные, круглые слезы катились по его щекам, а он торопливо утирал их ладонью. Несмотря на утомительное путешествие и первую в жизни разлуку с матерью, он ни на что не жаловался. Я мечтала утешить его, но держалась в стороне; для этого у него была Лизетта. После ужина она бережно перенесла Конрада на лежанку, укрыла пледом, легла рядом и тоже уснула.
Торис взял на себя первую вахту и вскоре ушел в поисках более выгодной наблюдательной позиции.
Мы с Келланом остались вдвоем. Он накинул мне на плечи меховое одеяло.
– Первую половину ночи дозор будет нести Торис, потом я его подменю.
Я рассеянно кивнула, размышляя о своем.
– Аврелия, – сказал он, подсаживаясь ко мне. – Хватит об этом думать.
– Из-за меня Эмили погибла. Как о таком не думать?
Он взял меня за руки.
– Ты не виновата. Ты ни в чем не виновата.
Я пристально посмотрела на наши руки, а затем – ему в лицо.
– После всего, что случилось, ты все еще в это веришь?
– Конечно, верю. Я же тебя знаю.
Он знал ту Аврелию, какой я была в его присутствии. Я боялась, что мое истинное лицо придется ему не по душе. У меня засосало под ложечкой. Я не хотела обсуждать с ним такие вещи, но мой разум наказывал меня, снова и снова прокручивая перед глазами сцену, где девушка в изумрудном платье заживо сгорает на костре. Мне надоело поддерживать иллюзию невинности, даже ради Келлана.
– Ты думаешь, что знаешь меня, но на самом деле это не так.
– Я знаю тебя лучше, чем кто-либо еще. Ты упрямая, и… несносная, и просто удивительная. Ты смелая, но безрассудная и начисто лишена инстинкта самосохранения, – он с улыбкой опустил глаза. – Люди тебе небезразличны. Когда они страдают, ты тоже страдаешь, хотя стараешься этого не показывать.