Понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с дыханием. Нервно кашлянула, зачем-то передвинула тарелку перед собой на сантиметр в сторону.
— Не буду. И… ещё раз хочу попросить прощения.
Павел никак не отреагировал, только смотрел на неё в упор. Потом сменил позу, заметно расслабился, и Алёна даже не сразу поняла, что это из-за того, что в столовой появилась девушка с супницей в руках. Она засуетилась у стола, не поднимая глаз, а Алёна за ней украдкой наблюдала. Очень странно было, что её за обедом обслуживала не официантка, а настоящая домработница, одетая в скромную униформу. Павел вот совсем на неё не смотрел, хотя девушка была молода и симпатична, несмотря на серую строгую одежду. Почему-то подумалось, что подобная униформа — идея Альбины Петровны. Девушка разлила по тарелкам суп, Алёна её тихо поблагодарила. За себя, и за невежливого, хмурого Кострова. А девушка также тихо из столовой вышла.
Мясная похлёбка в тарелке дымилась и источала волшебный аромат. Алёна смотрела на неё совсем недолго, после чего взяла ложку и стала есть, решив, что велика честь, морить себя голодом из гордости из-за Павла Кострова.
— Когда я смогу уехать? Мне утром на работу.
— Ничего, я договорюсь.
— В каком смысле? — Она от еды отвлеклась. — Я же извинилась.
Павел удивлённо вздёрнул брови.
— Когда?
Она начала злиться.
— Пять минут назад!
Павел кивнул, с явными признаками удовольствия.
— И я тебя великодушно простил. Ты ценишь?
Попыталась дышать размеренно.
— Я хочу ещё раз напомнить, что увозить человека без его на то согласия, в нашей стране называется похищением. Это неправильно и даже противозаконно.
— А ты была не согласна?
— Да! И у меня есть свидетели!
— Свидетели чего?
— Павел Андреевич, горячее подавать?
Алёна от неожиданности на стуле подскочила, обернулась на голос Альбины Петровны, вдруг смутившись оттого, что та могла услышать. Но выражение на лице домоправительницы было нейтральным.
— Да, пожалуйста.
Они вновь остались одни, явно ненадолго, и Павел, пользуясь моментом, наклонился к Алёне через стол, и негромко, весьма доходчиво, проговорил:
— Давай я тебе разъясню одну вещь. Если ты не в состоянии её постичь. Ты останешься здесь до тех пор, пока я не разрешу тебе уехать. Потому что мне откровенно не нравится твоя манера совать нос туда, куда не надо. И поверь, солнце, я тебе не льщу в профессиональном плане. Я не знаю, что из тебя вырастит потом, но пока ты журналист от слова «никакой». Но тебе везёт вляпываться в неприятности, и на данный момент твои неприятности связаны с моим именем. А мне сейчас откровенно не до тебя. Но мы ведь оба понимаем, что если я тебя отпущу в город, ты ведь не усидишь на месте. Тебя понесёт в архив, а может быть и ещё куда.