Док трет глаза, моргает от света монитора. Глубокая ночь, он один в пирамиде, только он, горящие свечи, медленно вянущие розы на алтаре, лаптоп на коленях, расписанный кровавыми розами и черепами, кто бы мог подумать, бутылка воды и пара сэндвичей, которые не лезут в горло. Зигмунда Фрейда ушла спать в дом – «чтобы не спугнуть вдохновение». Какое уж тут вдохновение. Только боль. Только отчаяние. Как-то вот так.
– Я не должен был выжить, – говорит Клемс. – Понимаешь? Всё было… Я вот так сидел, он вот так – я его прикрывал, не могло так выйти, как… как вышло.
– Так бывает.
Кто отвечает тебе? Твой «твой человек», как мой – Гайюс, так вот этот твой, но я не знаю, какой он и как работает, я даже не знаю, кто он вообще. Так что, прости, для этой странной книги, которую мне велела писать моя Смерть, я подарю тебе моего Гайюса, поделюсь им с тобой. Не должно быть принципиальной разницы, насколько я понимаю. Они все должны быть примерно одного качества, с небольшой разницей в стиле. Неважно. Ты – это ты, с кем бы ни говорил. Ты ответил бы, наверное, как-то так.
– Я это логикой понимаю. Но какая тут может быть логика, когда я жив, а он. Поэтому. Я только черной магией еще не занимался, хотя… Я не знаю, как мне сделать так, чтобы…
– Чтобы наоборот?
– Это не было бы решением проблемы, – медленно, серьезно, как будто прикинув внутри себя, обдумав и отвергнув этот вариант после долгих размышлений. – Я бы, может быть, и рад бы. Но тогда ситуация просто перевернется, и все это свалится на него – проблема, поиск и невозможность решения, боль… Невыносимая боль. Я потому и рвусь, и дергаюсь, и не могу остановиться. Если остановлюсь – меня просто сожжет, но медленно. Я убегаю от этого ада. Вот и мечусь, и совершаю… необдуманные поступки. Медленно сгореть, как, знаешь… Я читал у Майринка, есть такая адская штука, черная магия, гнусный обряд «тайгерм».
– Угу. Я читал.
– Вот. Если я остановлюсь – со мной такое и начнется. Если хоть на миг остановлюсь.
– Сейчас ты не мечешься.
– Сейчас я говорю с тобой. Это как… отсрочка. Передышка. Но надолго задержаться не получится, потому что – я его чувствую, оно рядом, оно подползает, подкатывается, как лава из вулкана, понимаешь? Я должен что-то делать, и, может быть, что-то сработает, и неизвестно что.
– Это похоже на ад.
– Я не знаю другого ада.
Ты всегда был разумнее меня, мудрее. Ты понял бы гораздо раньше. Тебе не надо было бы затевать этот… Эту катастрофу с пленом и пытками, чтобы понять, что ты и так уже в аду, и тайгерм начался в тот момент, когда ты обернулся и увидел, что я… Как я увидел, что ты. А я вот, видишь, пока не попробовал, не понял. Так что ты не прав. Твои края не уже моих, у нас просто смещение относительно друг друга – как раз та пара метров туда-сюда. Ты первым видишь то, что неспособен заметить я. А я – я комплементарен тебе, как правая рука комплементарна левой, и это правильно и естественно, что нам удобно браться за проблему с разных сторон от условного центра. Ну, или то же самое про глаза можно сказать. Стереоскопическое зрение и работа двумя руками возможны, когда есть этот вот зазор, повернутость в разные стороны. Симметричное противоположно.