Данди выругался, и его голос влился в хор таких же растерянных и злых.
– Как оно выглядит со спины? – спросила Ягу, оказавшаяся напротив него.
– Не знаю, – ответил Данди. – Я ему в глаза смотрю. Во все сразу, черт.
– Я тоже, однако, – откликнулся Енц. Тир и Бобби подтвердили, что видят то же самое: что-то вроде глаз, по крайней мере – источник взглядов темной троицы оказался прямо напротив каждого из них. Словно все стояли к ним лицом, хотя ясно видели, что стоят кружком вокруг загадочных фигур, как будто играют в «каравай». И при этом они продолжали находиться в своих камерах, каждый по отдельности.
– Какой Док заботливый, – сказал Енц.
– Я тоже об этом подумал, – подхватил Тир. – Если бы не он с его закидонами, я бы сейчас с ума сошел.
– Вот-вот.
– Точно-точно.
– Что это за хрень вообще? – прищурилась Ягу. – Может, нам что-то вкололи?
– Всем сразу?
– Ну, допустим. Это не объясняет, почему мы здесь все одновременно.
– Может, это меня так глючит.
– Почему это тебя? Я тоже их вижу.
– Ты мой глюк.
– Спасибо, любимая.
– Да, и ты тоже.
– Черт. Ягу, у тебя нос как? У меня спина болит до сих пор.
– Это ничего не доказывает.
– Ну, что разговорились? А вдруг оно нас понимает?
– Брось, Енц. Мы сами себя не понимаем, куда ему.
– Мы понимаем, – заговорило оно. – Вы нарушили.
– Что? – спросил Енц.
– Всё! – отрезало оно. Огляделось – не отводя взгляда от каждого. Вынесло вердикт: – Здесь не хватает. Один и один. Где они? Вот они.
Док и Клемс как с потолка свалились: голые, в обнимку – спасибо, хоть одеяла между ними застряли. Их тоже разнесло в разные стороны, встали напротив друг друга, как в тогах: один в белой, другой в красной. И смотрели друг на друга, не отрываясь, как будто могли видеть сквозь темное многоликое пятно между ними. Но пятно-то глаз с них не спускало, сколько бы ни было у него глаз на самом деле. Док еще успел от Клемса взгляд оторвать – на каждого из команды посмотреть, кивок, мгновенная крошечная улыбка, каждому. И это всех собрало, и больше никто не думал про глюки, потому что все были совершенно настоящие, и это было очевидно.
А дальше с каждым было по-своему.
– Накаркала… – шепчет Рыжая и откладывает в сторону незаконченный венок, щурясь на Зигмунду Фрейду.
– А нечего было про вошей, – встревает Мадлен.
– Ничего. Они справятся. Ничего, – Калавера твердит, как заклинание.
– Я знаю, что они Бобби покажут. Помнишь, что Доку говорили про жертвоприношения в квартире? Это вот оно сейчас будет. Блин, Бобби потом от меня шарахаться будет, – всхлипывает Мадлен.
– Они справятся.
Запомнилось обрывками. Тир потом долго кошмары по ночам видел, как ему говорят, что он должен выбрать один из двух вариантов. Первый вариант был – отойти в сторону и мирно жить в загородном доме с Кристиной и тремя сыновьями, которые родятся у них один за другим. Тир видел эту жизнь, как будто ему всё будущее показали в одной точке. Прекрасное будущее, всё честно: жизнь счастливая, никаких воспоминаний о сегодняшней ночи, о Доке, об этой части жизни вообще. Мальчики один другого смышленее и лучше. На рыжую куклу с разноцветными глазами ни один не похож. И Кристина никогда не исчезала. Хорошая жизнь. А второй вариант был – встать рядом с Доком и Клемсом и потерять всё, что только что было словно наяву. И в кошмарах Тир видел, как он отводит глаза, прячась от Докова прямого понимающего взгляда, отворачивается, отступает в тень. И просыпался в ужасе, и не мог вспомнить, что же он выбрал на самом деле. И, отдышавшись в объятиях Кристины, засыпал, и видел, как встает рядом с Доком. И задыхался во сне.