Как будто они и впрямь взялись за это, в голове гудит, в ушах стучит. Док набычивается, упрямо горбит спину, склоняясь над песчаным берегом, чертит уже не так бессмысленно. Как будто в самом деле хочет им ответить.
Мало ли, отвечает он, что это невозможно. Мало ли что накажут. Мало ли что надежды нет и гибель неминуема.
Руки его двигаются всё быстрее, но ни один из начерченных знаков не имеет отношения к известным ему алфавитам, иероглифам или пиктограммам. Что толку писать неведомым духам на человеческом языке? Они не поймут. Откуда им знать, как расшифровывать человеческую письменность? У них нет и не может быть ключей. Они не понимают самой сути.
Голова кружится, язык не помещается во рту, вода бесконечной реки подкрадывается к самым его пальцам – но не успевает захватить их в свой прозрачный плен.
Давайте-ка, я объясню вам, чертит на песке Док, что значит быть человеком. И что значит для существа человеческого рода невозможность и безнадежность. Это можно объяснить одним словом.
И Док размашисто выводит обычными буквами:
НИЧЕГО.
То есть – ничего не значит. Ничего выдающегося. В смысле, не имеет особого значения, есть надежда или ее нет.
Ему кажется, что под его руками на песке возникают красочные картины, оживают, обретают глубину и движение, разворачивают и проявляют многоярусные сложно устроенные смыслы. Он чертит загогулины и углы, штрихи и окружности, перекрещивает отрезки прямые и волнистые, частыми ударами пальцев щедро рассыпает точки. Каждый знак кажется ему полным значений, удивительно емким, пронзительно прекрасным. Он счастлив делиться своим знанием с невежественными пришельцами невесть откуда, которые даже не удосужились поинтересоваться, с кем имеют дело, прежде чем угрожать.
Ему угрожали?
Да, настучать по голове.
В голове стучит, и Док нетерпеливо морщится: он не готов к преждевременным, скороспелым возражениям. Он еще не договорил, не дошел до самой сути.
Потому что обоснованная надежда в этом мире – скорее исключение, чем правило. Надежды никто не обещал. Но есть вещи, которые необходимо делать независимо от того, есть надежда или ее нет. Ни у кого из нас нет надежды, что он не умрет. Так что же теперь? В этом мире никто не может прожить, не страдая. И все умирают. Все. Поголовно. Это не чума и не эбола. Не война, не конец света. Это просто один – любой – день любого человека в этом мире. Но мы строим, и пишем, и красим, и печем хлеб, и сажаем цветы, и поем песни, и запускаем воздушных змеев – и защищаем свое дорогое, сколько можем. Мы влюбляемся, мы рискуем влюбляться, в этом мире, где каждый должен умереть, и у тебя, по большому счету, выбор небольшой: или ты умрешь первым, разорвав сердце тому, кто тебя любит, или он сделает это с тобой. Хотя на самом деле и этого выбора у тебя нет, не тебе выбирать. Всё будет, как будет, а ты можешь только… Я даже не знаю, что ты можешь. А, вот, можешь просто быть и оставаться человеком.