Таким способом она узнавала разные любопытности и полезности.
Очень интересный разговор однажды имелся у графини Анны Карловны Воронцовой с графиней Марией Андреевной Румянцевой. Это были, во всех отношениях, первейшие дамы двора.
После брачного сочетания Анны Карловны с Михайлой Илларионовичем Воронцовым сама императрица с великой свитой и в предшествии трубачей и литавр провожала новобрачных в их дом.
А Румянцева Мария Андреевна, еще в девушках, удостоилась быть телесно поколоченной на чердаке, из ревности, самим Творцом России — Великим Петром.
Повторяем, это были первейшие особы двора, что не мешало им в эпистолярном стиле находиться, может быть, не на самой вершине.
Впрочем, мы предоставим судить об этом самому читателю:
«Ея высочества изволила вакошъке меня видит, изволила тать час до меня прислать».
Вот образчик из ненарочитого письма к императрице одной из первейших особ, украшенных статс-дамским портретом.
Но вернемся же к очень интересному разговору, касавшемуся брачного сочетания наследника престола.
— Господин канцлер, видится мне, еще до сей поры прицелку имеет на саксонскую принцессу Марианну, — сказала графиня Румянцева.
— Княгиня Ангальт-Серпста по стольку всякий день весу теряет в глазах государыни, что удивления не будет, если прицелка Бестужева будет весьма манифик, — отвечала Анна Карловна.
— А барон Горсдорф, саксонский посланник, делает ради своей принцессы сильные акции и беготню, соря деньгами на правую и левую стороны.
Больная старательно похрапывала, поощряя графинь к беседе, которая велась на русском языке.
«Вице-канцлер… саксонская принцесса… княгиня Ангальт-Серпста… Бестужев… Акции», — вот те немногие слова из любопытной беседы, которые поняла Фике.
Но девица была догадлива.
В четверг или, скажем по-тогдашнему, четверток графиня Анна Карловна порадовала выздоравливающую объявлением, что после полдника можно ожидать императрицу и наследника престола.
— У вас нынче, сударыня, вид несравненный против вчерашнего, ее величество будет счастлива видеть такое быстрое поправление в здоровье.
— Нет, это вам так кажется, — возразила выздоравливающая — я сегодня себя чувствую гораздо хуже. В теле опять разгорается жар.
Анна Карловна и Мария Андреевна утешили Фике, что это, де, у нее «от воображательного мнения и что в теле полная прохладность».
А через полчаса выздоравливающая впала в тяжелый сон.
Когда же Елисавета Петровна, обер-егермейстер с египетскими глазами и скучающий Петр Федорович разместились около постели, у Фике начался бред.
«Боже мой, Боже мой! — всхлипывала императрица, слушая страшную сказку, прерываемую стенаниями, — вы слышите, судари мои, что она только говорит? Бедная девочка, она думает, что ее отравил саксонский посланник в интересах своей принцессы Марии-Анны, Вот до каких ужасных воображений довели они больного ребенка своими искательствами, лишенными ума и чести! Клянусь Господом, хоть и полна я терпением, но как кинусь сердцем, наберутся судари слез. Да что ж вы, дуры, в столб стали? Скорей за медикусом кровь пущать».