Ком жеваной бумаги ненароком влетел в рот полководцу.
— Me… мерзавцы! — тем не менее, доругался он, сгоряча проглотив ядро.
Артиллерийский и ружейный огонь положил на месте более двух третей кирасиров и карабинеров. Остальные были подняты на штыки русской пехотой, наконец-то решившей оставить свои укрепленные позиции.
— Румберг! — тихо позвал старика-драгуна внук Петра, дергаясь маленькой головой, напоминавшей редьку.
Белый как лунь драгун крупным солдатским шагом подошел к всхлипывающему полководцу и, вытянувшись перед ним в струну, сжал челюсти, чтобы, не моргнув, получить две пощечины.
— А теперь, ваше высочество, разрешите начать преследование вашей опрокинутой армии? — отчеканил упрямый солдат.
— Разрешаю, — простонал Петр Федорович и, обвив пальцами-глистами маленькую горячую голову, стал нервически выкликать распоряжения, может быть, верные в устах Фридриха II.
У Екатерины болели зубы.
— Жених, ваше высочество! — взвизгнула камер-медхен.
Невеста, держась за щеку, подбежала к окну.
Из кареты вылез Петр Федорович.
Невеста ничего не имела бы против того, чтобы он взволнованно поднял глаза к потным стеклам комнаты, обитой красной материей. Этого не случилось.
Екатерина кинулась к зеркалу в раме с облезшей позолотой. Зная нерусский вкус Петра Федоровича, она не перепудрилась и не перерумянилась.
— Как ваше здоровье, сударыня?
— Благодарю, ваше высочество, я себя чувствую, как нельзя лучше, — жизнерадостно воскликнула невеста, страдавшая самой злодейской зубной болью.
— Это превосходно. У вас, сударыня, цветущий вид, — проквакал любезник, внимательно разглядывая какую-то трещину на потолке.
— Может быть, вы сядете, ваше высочество.
И, просительно улыбаясь, придвинула вытертое кресло.
— Да нет, благодарю покорно, я лучше похожу. У меня в карете ноги затекли.
Петр Федорович раз и навсегда учел, что удирать от невесты легче из стоячего положения, чем из сидячего.
«О чем же с ней разговаривать, — думал он не без досады, — музыку не любит, поэзию не любит, картины не любит, а в войне баба смыслит, что корова в этикете», — и вдруг, засияв почти желтыми глазами, вспомнил про совещания свои с шведским драгуном о супружеской жизни.
— Нынче утром, черт побери, старый Румберг давал мне порядочные советы.
— К чему бы они относились, ваше высочество?
— К супружеской жизни, сударыня.
— Интересно знать, что думает об этом ваш драгун.
— Извольте, — и жених без вторичного приглашения резко сел в кресло, хрустнувшее подклеенными ножками. — Прежде всего, сударыня, жене следует трепетать мужа и не совать нос в его дела, а потому, черт возьми, не слишком затруднять себя рассуждением. Это мужское занятие.