Удивительно, мать не сказала ни слова, как будто не замечала ни стружек, ни щепок на полу, пока он из старой доски выстругивал яхту. Она даже нашла два лоскута — два голубых паруса — и помогла прикрепить их к лучинам мачт. Казалось, что мать торопится больше, чем он. Вдвоем спустились к берегу, к волне.
— Ну, пускай свой корабль, — нетерпеливо сказала мать.
Мальчик опустил яхту на зеленую воду и отступил на шаг, давая простор ветерку. Но лоскутки парусов даже не шевельнулись. Кораблик не тронулся с места, наоборот — волна мягко толкнула его назад к берету и, отступив, оставила на мели.
— Не поплывет, — вздохнула мать. — Пошли.
— Поплывет, — сказал мальчик. — Мешает берег, надо дальше, в море.
Он вспомнит этот свой первый кораблик через два-три года, когда вместе с дружками-мальчишками отремонтирует — просмолит, покрасит и оденет настоящим парусом — старую, заброшенную яхту. Когда ударит об острый форштевень и струнами зазвенит под килем волна, когда ветер вздыбит непослушный парус и вдруг, заарканенный шкотами, стараясь вырваться, швырнет туда-сюда яхту, мальчик вспомнит мачты-лучинки и паруса-лоскутки.
Пройдут десятки лет — все изменится, только море останется прежним. И в коренастом мужчине с седыми висками никто не узнает мальчика, что однажды открыл свое море… Разве что прежний блеск темно-карих живых глаз… Его будет знать вся страна, весь мир, не называя по имени. Главный конструктор. И все.
В огромном, высоком и гулком, как вокзал, цехе, будто врачи, столпятся в белых халатах конструкторы и рабочие. Позади дни без отдыха, ночи без сна. И вот он, чудо-красавец, которому и названия нет: неземного блеска металл, то ли шар, то ли… Что? Небывалый еще аппарат. И уже примеряется в кресле улыбчивый парень, который скоро прославится на весь белый свет. К звездам назначен маршрут.
Как назвать аппарат?
— Звездолет! — озаренно воскликнет один.
— Космолет! — подхватит другой.
И все повернутся к Главному, потому что решать ему.
— Назовем кораблем, — скажет Главный спокойно. — Кораблем. — И на этом поставит точку.
…За тысячи дней от того дня, когда мальчик открыл море, за тысячу верст от того моря мы вошли в побеленный домик с коричневыми наличниками на окнах. Этот домик с крылечком об одну ступеньку уже знала вся планета. И эти тополя, что сухо шелестели на полынном ветру. Здесь Главный не сомкнул глаз в последнюю ночь перед стартом Юрия Гагарина. Сколько потом было таких ночей и дней! Шиферная крыша домика привыкла к байконурским громам.
Комната еще не обрела музейной неприкосновенности, и мы кинулись к книжному шкафу: что читал Главный, по каким строчкам пробегали усталые глаза? Нет, мы хотели увидеть книги не про космические трассы, а про землю, про людей! Книг было много и совсем разных. И вдруг из одной — только раскрыли обложку — выпорхнули два голубых листка, два уже побледневших телеграфных бланка. На обратной стороне — стихи! Его рукой…