Наконец, добрались до первых внутриградских построек. Здесь селился люд побогаче. Дворы стояли солидные, огороженные глухими заборами, с двустворчатыми, покрытыми затейливой резьбой, воротами на улицу. Резьба не только для красы — еще, чтобы нечистая сила в дом не вошла. Ворота, по позднему времени, все больше закрыты. Да и вообще, народишку на улице немного. Дневные дела закончены — большинство разошлось по домам, ужинать и на боковую. Вставать завтра рано — со светом. Во дворах, слышно, мычала и блеяла только с выгона, еще не поенная не кормленая скотина. Иногда навстречу попадались крестьяне на телегах, из пригородных деревень, припозднившихся на торге.
Впереди слева показался, Борисоглебский собор. Розовые стены его, в свете заходящего солнца, притягивали взгляд телесной теплотой и манили зайти под свои своды. Когда собор встал перед всадниками во весь свой не малый рост от подошвы до маковок крестов, гонец Всемил снял шапку и перекрестился. Его примеру, чуть замешкавшись, последовал и Ратислав. Глядя на боярина, то же проделал и Могута. Не слишком ловко — не часто совершал ратьшин ближник крестное знамение.
Поблизости от собора на краю небольшой площади, раскинувшейся перед центральным входом в храм, располагался епископский двор. Крутая крыша его терема высоко вздымалась над тыном изгороди. Из открытых ворот выезжал возок в сопровождении двух конных гридней, едущих без броней, только с мечами у пояса. Возок принадлежал епископу Фотию. Боярин привстал в стременах, снял шапку и махнул ей долу, приветствуя крестного. Возок остановился, открылась дверца, из которой выглянул епископ. Узнав Ратьшу, Фотий сделал знак приблизиться. Боярин, дав коню шпоры, подскакал к возку, резко осадил жеребца рядом с вышедшим наружу крестным, спрыгнул с седла, в два шага приблизился к священнику и склонился под благословение. Епископ перекрестил, протянул руку для поцелуя. Ратислав почтительно поцеловал епископский перстень и, выпрямившись, глянул в глаза отцу церкви. Глаза Фотия, как обычно, светились добротой и участием.
— Как жив, крестник, как служба княжеская? — голос епископа был мягок и, в то же время, силен — частые проповеди с амвона слабым голосом не изречешь. — Когда за невестой собираешься?
— Жив, покуда, твоими молитвами, крестный, — с почтением в голосе, ответил Ратьша. — А с невестой — не знаю: Великий князь призвал, вот спешу к нему. А сам-то, куда собрался, отче, на ночь глядя.
— А туда же, сын мой, — после короткого молчания отозвался епископ. — В княжий терем. Похоже, по одному делу собирает нас Юрий Ингоревич.