Он опять прихлопнул ладонью по столу.
— Бери людей, сколько — сам решишь и езжай в дикое поле наполдень так далеко, как понадобится. Узнай, как хочешь, все о татарах: где они, сколько их, чего делать думают. Не надо никого расспрашивать, доберись до самих татар, языка возьмите, да его и допросите с пристрастием. Коли можно будет, сюда его доставьте. Только делайте все, сторожась, как сможете: живыми татарам в руки не попадите. Нельзя им лишний повод для войны давать. Оденьтесь и вооружитесь под половцев, аль бродников. Главное — не попадайтесь им в руки живыми. Зарежьтесь, но не попадайте. Все ли понял?
— Понял, княже, — наклонил голову Ратислав.
— Теперь скажи, как все это делать мыслишь.
Боярин помолчал, собираясь с мыслями, провел ладонью по волосам и заговорил:
— Завтра пораньше выеду к себе в Крепь, иль велишь прямо сейчас, княже?
— Нет, и так только с дороги. Одна ночь ничего не решит. Поешь, переночуешь. Завтра с утренней зарей тронешься.
— Понял. Тогда прямо сейчас пошлю туда Могуту. Пусть упредит моих, что б готовились. С собой возьму свой десяток из детских. Самых лучших. Доберусь до Онузлы. Там заберу полусотню сакмогонов. С ними и пойду в поиск. Полсотни в самый раз: меньше — придется прятаться даже от самой мелкой степной шайки, больше — сильно заметно. Нет, полусотня в самый раз.
— Ну что ж, тебе виднее, — заключил Юрий Ингоревич. — Ступай в трапезную, поешь, да спать ложись. Вставать со светом. А мы тут пополуночничаем, обсудить еще кой-чего надобно. Ступай, боярин.
Спалось плохо. Полночи ворочался Ратислав. Растревожили новости, принесенные с Дикого поля саксином. Задремать удалось уж ближе к утру. Разбудили Ратислава чуть свет. Пока перекусил, пока выехал из града, развиднелось. Утро выдалось хмурым, знобким. Дождь пока не собрался, но небо заволокла серая пелена, готовая им разродиться. Позевывая и кутаясь в плащ, Ратьша выехал из полуденных ворот, то и дело обгоняя, тянущуюся со дворов к выезду из города и дальше на выгон, скотину. Перебравшись через Черную речку, перевел Буяна на рысь, а добравшись до торной дороги, пустил вскачь. Скачка разбудила и согрела. Попридержав, разгорячившегося жеребца, снова перешел на рысь. Возвращался боярин один. Охрану брать не стал, хоть начальник княжьей стражи, провожая, предлагал. Одному быстрее получится — всяко, лошади охраны окажутся не такими резвыми, как его Буян.
Монотонная езда снова навеяла дремоту. Ратьша не стал ей противиться и задремал, благо привычка к тому была. Где-то на середине пути из облаков, затянувших небо, все же, заморосил дождь. Ратислав надвинул на голову куколь плаща и снова погрузился в дрему. Умный конь шел к дому сам.