– Когда знаешь, что можно вернуться домой – это вдохновляет, ваше величество.
– Тогда распорядитесь передать мои слова. Тайно. – Зажегся азартом государь. – Но это – исключительный случай! Более – никакой пощады, слышите?! Головы лишатся, что один, что другой!
– Ваше величество, лучше бы в следующий раз четвертовать. – Скромно уточнили в ответ.
– Это еще почему? – Нахмурился император.
– Так случилось, государь, что цесаревич Сергей Дмитриевич обещал Максиму ДеЛара повесить его, ежели тот покинет тюрьму под Кремлем. Но тот использовал свой проступок в благих целях, встал на защиту трона и помог исцелить принца Ивана. Со стороны цесаревича было бы черной неблагодарностью вздернуть юношу, и он миловал его. Однако в народе считают, что беглеца повесили – ведь цесаревич способен отступиться от слова лишь в исключительных случаях. Мы же не могли поведать народу о мотивах, затрагивающих внутренние интересы семьи. Поэтому ДеЛара Максим получил прозвище «висельник», как переживший собственную казнь через повешение.
– И для чего мне вся эта лекция?
– Полагаю, никто не удивится, если и усечение головы тоже никак не скажется на здоровье княжича ДеЛара. В этом случае, мы так же можем не оглашать ваши мотивы, государь. Но ежели снова пообещаем отрубить ему голову, к легенде появятся вопросы.
– Экий он у вас бессмертный получается, – хмыкнул Император, с довольным видом поднимаясь с трона.
Немедленно приказав отменить все съемки на этой неделе и вызвать ему чиновников морского ведомства – раз уж такая оказия, то откладывать строительство авианосца было бы просто преступно!
На оставшегося за спиной Первого Советника он не обратил внимания – этот, когда понадобится, вновь появится за спиной.
Равно же не услышал его слова, произнесенные тихим голосом.
– Однако же, «Бессмертный» куда лучше, чем «Висельник». - усмехнулся под нос Иван Александрович Черниговский и напряженно посмотрел на запад через верхний ряд окон Андреевского зала.
Будто бы пытаясь разглядеть в алых тонах близкого вечера нечто далекое – в сотнях и сотнях километров отсюда.
Хорошее прозвище. Осталось выжить в кровавой мясорубке под Любеком, чтобы получить его даром.
* * *
Меблированный закуток на четвертом этаже неброского здания по Трубной улице бил по обонянию запахами пота и пролитого вина. Слегка тянуло молью от штор, плотно закрывающих окна. Впрочем, стекла этого вертепа, прозванного отчего-то светским салоном, все равно были выкрашены белой краской – это его светлость граф Михаил Андреевич Ломов заметил еще с улицы, стоя под серым январским небом.