«Вот и «именной» полк Льва Петровича подошел. Самого бы его сюда», – подумалось Ныркову.
Пяток минут посмотрев на неорганизованное движение русских войск, мичман оседлал свою кобылку и неспешным шагом двинулся в сторону Малахова холма, видневшегося к югу от бастиона.
Ехал он недолго. Возможно, вид этого беззаботного всадника оказался обидным для какого-то артиллериста союзников или самоуверенность Ныркова притянула к нему беду, но дурная бомба из тяжелого осадного орудия прилетела не на бастион или на Малахов курган, а к юному мичману. Конечно, скорее всего, неприятельскому артиллеристу что-то, возможно, даже атака русских, помешало прицелиться, и бомба была самая что ни на есть шальная. Но Нырков впоследствии гордо утверждал, что стреляли именно по нему – офицеру, везущему важный приказ. Пойди проверь, так ли это. Бомба была? Была. Никого вокруг не было? Не было. Значит, стреляли именно по нему. Свидетели со второго бастиона могут подтвердить.
Филипп потом никому, кроме Бутырцева, не говорил, что получил сильную контузию, привалился в беспамятстве к холке лошади, и бедное животное с перепугу изо всех сил понесло еле живого наездника по левому краю Килен-балки вверх, туда, где шел ожесточенный бой.
Как лошадь не переломала ноги, несясь вдоль убийственного оврага? Непонятно, почему никто из англичан, на позиции которых она выскочила, не перехватил ее, не взял в плен русского моряка-кавалериста. Но случилось именно так – полуживой Нырков очнулся, сидя верхом, в центре боя.
Солдаты Томского полка дивизии генерала Саймонова шли здесь в штыки на английских пехотинцев бригад генералов Пеннефетера и Кодрингтона. Их встретил разящий огонь британской артиллерии, но томцы лишь сомкнули ряды и пошли дальше на редут. Очумевшая лошадка Ныркова потащилась вслед за русскими. Филипп начал приходить в себя, нащупал в кармане амулет, позволяющий восстановиться, и выпил из него Силу до дна. Голова прояснилась, он смог выпрямиться.
Выпрямился и понял, что из огня взрыва бомбы попал в полымя атаки на вражеский редут. В этот момент его кобылка наконец засипела, выдувая кровавые пузыри из ноздрей, и пала. Моряк еле успел соскочить с тяжело рухнувшей туши.
Дальше Филипп Алексеевич все успевал делать в самый последний момент. Он успел выстрелить из пистолета в бросившегося на него британца. Он успел проскочить пространство перед редутом до того, как орудие, которое, казалось, целилось именно в него, выстрелило. Но оно не выстрелило – вместе с солдатами Филипп ворвался в укрепление и штыком ружья, невесть каким образом оказавшегося у него в руках, лично заколол вражеского артиллериста.