— Ну, тогда моя очередь носить тебя на руках.
Блин. Опять пафосно, да? Как же тяжело это все… Впрочем, Вика на мои слова реагирует с присущим ей юмором:
— Думаю, тебе это может грозить вполне реально. Я как бы не очень в форме, и не знаю, насколько хватит моих сил при перелете.
— Что все-таки случилось? — настаиваю, глядя в родные глаза.
— Меня хотят убрать.
— Господи, Вика…
— Думаешь, я умом тронулась? — улыбается невесело. — Я бы тоже так подумала, если бы перед этим мне так откровенно не угрожали.
— Кто угрожал? — настораживаюсь.
— Кое-кто в высоких кабинетах силовых структур родного государства.
— И что они хотели? — Я сглатываю. Мне реально страшно.
— Блин, Левка… У тебя акцент! — изумляется Вика некстати. — А я-то думаю, что мне ухо режет?
— Вик, — дергаю недовольно плечом, — это неважно. Ты лучше рассказывай все.
— Страшно? Может, зря я тебя втянула…
— Страшно! Только не за себя, — перебиваю ее бредовую речь.
Она вскидывает на меня взгляд свой хрустальный, и я готов отдать все, что имею, только бы вернуть этим глазам их привычную беззаботность.
— Спасибо. Это так важно, когда есть, на кого положиться…
— А твой…
Вика накрывает ладошкой мои губы и машет из стороны в сторону головой.
— Нет его. Он сразу же сдался. Только на меня стали давить…
— Червяк, — не в силах удержаться от комментария.
— Не у всех есть яйца, Лева. Это нормально.
— Я бы никогда…
Опять не дает мне договорить, прикасаясь ладошкой к губам… Смешная. Я же могу и не вытерпеть. Впиться губами в эту мягкую холодную ручку. Или зубами цапнуть, ставя метку.
— Я знаю, золотой. Я знаю…
Ну, что же она делает со мной своими словами, а? Неимоверным усилием воли беру себя в руки, и задаю логичный вопрос:
— Почему они не довели дело до конца?
— Я думаю, из-за моей известности. Мое убийство сейчас вызвало бы массу вопросов, ввиду разразившегося допингового скандала. Поэтому решили действовать не так нагло. А тут еще и повод такой свести счеты с жизнью. Брошенка с выкидышем. Все в лучших законах жанра. И не придерешься ведь.
Черт. Это страшно. Реально очень страшно осознавать, что я мог ее потерять. Только уже не так, как тогда — четыре года назад, а навсегда. Какое страшное, оказывается, слово…
— А с малышом… Что с малышом случилось?
Очень больно — осознавать, что твоя любимая женщина принадлежит другому. Живет с ним, делит постель, готовит ему завтраки. Или даже печет твои любимые блины. Да. Это очень-очень больно. Но существует штука, которая перевешивает даже это. Например, когда ты узнаешь, что она, ко всему прочему, еще и беременна. Все. Это как контрольный в голову.