Определенное «неповиновение» стал проявлять Верховный Совет Киргизской ССР, избранный 25 февраля 1990 года по-новому, более демократическому избирательному закону. И хотя 89,5 процента депутатов были члены КПСС, в ВС, в результате альтернативных выборов, было избрано немало демократически настроенных депутатов: ученые, деятели культуры, журналисты и др. На одном из первых заседаний парламента некоторые депутаты предложили включить в повестку дня вопросы национального суверенитета и независимости, поста Президента, комиссии по выработке новой Конституции и государственной символики, учреждении независимой парламентской газеты и др. Стало ясно: парламент перестал быть «ручным». Партийные кадры, это относится и ко мне, были воспитаны на многолетней традиции демократического централизма, строгой подчиненности сверху донизу. Это сыграло роковую роль в развале партии. Несмотря на заметное оживление в политической жизни, активизацию масс, большинство событий, связанных с переменами, воспринимались как борьба за власть, а не за интересы народа.
В апреле 1991 году состоялся официальный визит Председателя Верховный рады Украинской ССР Леонида Кравчука в Кыргызстан. В ходе визита был подписан договор о дружбе и сотрудничестве между двумя странами. Предусматривался обмен представительствами. В июне 1991 года наступил новый этап в моей жизни, предстоял длительный период дипломатической службы. Предложение о моем назначении полномочным представителем – министром Республики Кыргызстан в Украинской ССР исходило от Президента и носило формальный характер, оно не было подкреплено ни штатным расписанием, ни материальными, ни финансовыми ресурсами. Меня удалили за пределы страны в возрасте 45 лет, в период наибольшей жизненной активности. Впрочем, никаких надежд о возможной востребованности я не питал. Многие твердо и нерушимо верили, что вот-вот благодаря удачному стечению обстоятельств их наконец снова возьмут на прежнее место; эта иллюзорная вера, закрывающая глаза на неустранимые препятствия, иногда преследует человека весь остаток жизни. Так обошлись не только со мной. Эта традиция укоренилась и существует по сей день, из-за чего потеряна преемственность кадров, утрачена их непрерывная связь. Раздача должностей рассматривалась президентами в качестве компенсации за оказанные услуги, но услуги, оказанные не нации, а ему лично. Подчас проще было уехать, и я уехал, скорее всего это был протест, активное нежелание быть сопричастным сомнительным веяниям того времени. Кто-то увидел отдушину в долгих застольях с бесконечными воспоминаниями о том, что было, и упреками по поводу того, что стало. Я не большой любитель говорить и всегда готов слушать. Мне все равно, интересуются мною другие или нет. Я не жажду делиться с людьми своими знаниями и не чувствую потребности поправлять их, если они ошибаются. В моем распоряжении появилось свободное время, и я больше мог заботиться о родителях. Они до 1981 года жили в Джалал-Абаде. Мама мне сказала, что у отца скачет давление, а в поликлинике его не хотят лечить из-за 75 летнего возраста. Мы с братьями решили перевезти родителей во Фрунзе. Во время переезда, по нашему непростительному легкомыслию, он сопровождал груз по дороге Фрунзе-Ош с домашней утварью, перенес перегрузки и на следующий день после приезда его парализовало. Отец занимался огородом и упал на моих глазах, мама была в доме, поднялся он самостоятельно, прилег, вновь вышел и намеревался продолжить обустройство придомового участка. Падая вторично, он потерял сознание, лицо его стало пепельного цвета, мы с мамой перенесли его в дом, врачебной помощи в селе ждать дело ненадежное. Моя служебная машина была рядом, а до столицы десять километров, на свой страх и риск отца мы доставили в городскую больницу. Врачебная помощь была оказана своевременно, более тридцати суток большей частью мама выхаживала отца. В последующие одиннадцать лет она выполняла рекомендации врачей, тем самым продлила отцу жизнь. Полного восстановления не произошло, и в сентябре 1991 года его не стало. Вместе с его смертью умерла душа нашего дома.