– Да не ссы, Пыль ценная, за неё пришлось бы доплатить. Мне тут грибочки интересные приносят, я из них капли варганю. – Он махнул рукой в сторону стола с химическим оборудованием и смачно причмокнул. – Мощные. Хороших снов не обещаю, но спать будешь, как убитый. И боль снимет.
– Ладно. Давай своё пойло.
Пока Хорь, почёсывая лысую голову, кипятил чай, поставив металлическую кружку прямо на одну из горелок, и добавлял в него пару капель кипящей бурды, прямо из змеевика, я проверил свои вещи. Телефон лежал в кармане куртки, а кулон смертельно опасной змейкой свернулся на штанах, я повязал его на шею, на всякий случай. Ножи и содержимое мешка тоже были в порядке, так что, успокоившись, я запихнул сумку под спину и принял из изъязвлённых рук Хоря снятую с огня чашку, обёрнутую в какое-то грязное тряпьё.
– Говорят, – скрипел Хорь, пока я пил. – Что Шпиль теперь изменяется вместе с Городом. Твоя банда что, переехала?
– Кто говорит? – вкус у грибного чая был дерьмовый, но он смочил пересохшее горло и по телу разлилось облегчение и мгновенный паралич сонной истомы.
– Люди. – Хорь сплюнул на пол через гнилую дыру в верхней губе и пожал плечами. – Рейдеры в основном. Говорят, он теперь необитаем.
– Своры нет больше. Я теперь, вроде, сам по себе. – язык уже заплетался.
– Ну, это не хорошо. Ваша плесень долгая хорошо расходилась. Надо намекнуть парням, чтоб в следующий раз полазали по Шпилю, может насобирают. Что, и Лисы нет? Теперь ты свободен как ветер?
– Нет… Она есть! Мы… потом поговорим… – кружка, звякнув, покатилась по полу, и я погрузился в сон.
…Он летел над мостовой. Каждый шаг подбрасывал его на несколько метров вверх, оставалось только удачно спланировать. За плечами бился плащ из волокон темноты, а Тени, суетящиеся под ногами, завидев его выли и пытались поглубже забиться в какие-нибудь щели. Их страх был сладок, хотелось (СОЖРАТЬ! ВЫПИТЬ!) задержаться и насладиться им подольше, но он знал, что у него было дело. Не оставляя следов, кошачий, извивающийся силуэт скользил прямо по живым стенам строений, потихоньку привыкая к новому способу перемещения. Невидимый и неощутимый для живых, он стремился к раздражающему, отталкивающему желтоватому свету, который уродливым прыщом на прекрасном лице ночи маячил где-то впереди. Найдя нужный, «светящийся», дом, он сполз по стене до ближайшего окна и втёк внутрь, сквозь оскаленные стеклянные зубы, щерящиеся в раме, и удобно устроился на потолке. Большую комнату заливал тошнотворный свет, полотнищами вьющийся вокруг тел сидящих кругом людей в несуразных белых простынях. Несколько Теней бесцельно бродили вдоль очерченной кругом границы, но сейчас, почуяв его голод (МОЁ! ЭТО МОЁ!!!), ретировались, горько жалуясь на судьбу. Сидящие светились неравномерно. То один, то другой клали что-то сверкающее в рот, жевали, и тогда свет вспыхивал ярче, заставляя его морщиться. Но для него (ДА! ТОЛЬКО ДЛЯ МЕНЯ!) существовал путь. В центре круга, сломанными игрушками, лежали несколько спящих детей. Почти все они пытались прижаться к лежащей в середине, беспокойно мечущейся женщине с рыжими, полыхающими тёмным огнём волосами. От неё, пробивая купол света, испарялись тёмно-фиолетовые сны. Сны о нём. Продравшись сквозь ненавистное сияние, сквозь крошащую кости боль, он скользнул в этот сладкий, хаотичный поток подсознания и оказался внутри…