Хотелось (ПЕРЕГРЫЗТЬ!) вцепиться ему в горло. Звон обострил чувства и я (ЗНАЛ!) ощущал в его мозгу тонкую, медовую, вкусную ниточку нужной мне информации. Покрытую мутной, толстой плёнкой злорадства, страха и безразличия. Я сразу понял, что даже если отдать ему всё, что есть, включая артефакты, он ничего путного мне не расскажет. Он упивался моей злобой. В чём-то (НЕ-А) мы даже были похожи. Только я приобрёл вкус к чужим эмоциям из-за (ПРОСВЕТЛЕНИЯ) перекроенной Звонарём головы, а он просто был психованный садист. Что-ж. Придётся, похоже (ПЫТАТЬ) пытать засранца.
Я улыбнулся ему снова, чувствуя, как зелёные отсветы плесени гладят мои острые зубы и пересечённый морщиной лоб. Он осёкся, и мерзкое хихиканье густой, испуганной толпой забилось в горле, боясь выйти, когда я засмеялся в ответ. Смех был тихий, и я всё пытался подстроить его в такт бившемся (В ГОЛОВЕ) за стенами шепоткам искажённой реальности. Пока он не зашелестел так, как мне хотелось. Хорь медленно сползал с ящика на пол, пытаясь оторвать от меня взгляд, и не мог. Стены комнатушки задрожали. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и они откроют глаза, как снаружи и наполнят весь дом безумием. Но нет, такого я пока (НЕ МОГ) не хотел. Каким-то, корчащимся от ужаса и отвращения, осколком сознания, я, будто со стороны наблюдал, как поднимаюсь с пола, подхожу к сжавшемуся в комок меняле и хватаю его за шею, так, что мою ладонь обжигает гной из украсивших её язв.
– А ты хорошо подумал, радость моя? – Я продолжал улыбаться. – Я ведь и разозлиться могу, а холуи твои, – я многозначительно глянул в сторону коридора. – поверь, ничего не услышат. Да и терять мне, кажется, уже нечего.
Тощая, сильная фигура только задрожала. Пол теперь, действительно стал более мокрым. Я почувствовал, что облизываюсь в предвкушении. Кровь Жвачки, остававшаяся на подбородке, попала на язык и я увидел (ПОПРОБОВАЛ НА ВКУС)…
…Они меня нашли. Назвали Жвачкой. Говорят – потому, что я к ним будто прилипла, когда они меня несли. Смешно…
…Дядя Хорёк сегодня был красивый. Он как-то почистил одежду и повязал на шею белое полотенце. Тётя Галька тоже принарядилась, хотя она и так самая-самая красивая в нашем доме. Все собрались в коридоре, в конце которого была установлена странная штука из дерева и жести. Никто не знал зачем, но всем, и мне тоже, казалось, что такая нужна. Так что мы собирали её последние два цикла. Они, мои новые дядя с тётей, стояли перед ней, держались за руки и обещали друг-друга любить. Я, почему-то, расплакалась…
…Дядя сегодня пришёл из рейда довольный. Подарил мне складное зеркальце и сказал, что я уже большая и скоро смогу ходить с ним за находками. Скорее бы. А тётя Галька уже два цикла какая-то дёрганая. Ну, больше, чем обычно…