- Да, на исходе лета редко какой кормщик в путь по Греческому морю пустится. Слыхал я -там бури гуляют лютые, как скорлупки суда переворачивают. Плыть по нему хорошо весною, да зимою, да в самом начале лета, когда Морской хозяин спокоен бывает.
- Что ж мне - ждать придется на берегу моря до зимы первого корабля?
- Зачем ждать? Поспеете вы в нужный срок - хоть на самый последний корабль, а попадете!
Услыхав последние слова подземника, их догнал Буян, пошел подле.
- А ты часом не завираешься, друг любезный? - молвил он.- Как мы такое сможем? Или средство у тебя есть особое?
- Средство и в самом деле есть,- хитро мигнул подземник.- И идем мы к нему.
Но тут уже Буян сам все понял и обрадованно хлопнул себя по лбу ладонью, потому как в это время усилился знакомый запах лошадей.
Путники прошли еще немного, завернули за угол и оказались в подземной конюшне.
Узкий высокий коридор был скудно освещен двумя факелами - один в начале, другой в конце хода. С двух сторон в коридор открывались вырубленные в скале ниши, края которых оплетал узор из трав и птиц. В каждой нише, прикованный к стенам толстыми цепями, стоял жеребец, да такой, что Буян, взглянув на первого же, всплеснул руками:
- Огонек! Княже, вот куда твой Огонек запропал! Властимир невольно рванулся на голос гусляра, протягивая руки. Но подземник строго осадил его:
- Твоя правда, человече, но не вся. Жеребчик этот как две капли на отца своего похож, которого Огоньком зовут. Одна шерстинка у него золотая, другая серебряная, из глаз огонь, из ушей дым, из ноздрей искры сыплются, как взмахнет шестью крыльями - так за тридевять земель улетит. Море враз перескакивает, с горы на гору перешагивает, а во лбу у него камень-самоцвет - от него в любую ночь без огня светло.
- Все верно, подземник,- кивнул Буян.- Точно этот конь!
- Этот, да не тот. Гляди!
Сунув в руки гусляру светильник, подземник шагнул к жеребцу и откинул со лба длинную челку.
Буян даже вскрикнул с досады: камня-самоцвета во лбу не было.
Подземник опустил челку, скрывая лоб.
- Привели сюда пять годов тому уж жеребца Огонька. Время прошло - и мы его отдали, а здесь остались дети его.- Он обвел руками коридор.- Все волос к волосу, голос к голосу, у иных и камень тот заветный во лбу целехонек. Тридцать три их туточки, и троих любых мы вам с великой охотой пожалуем. Проходите, гости дорогие, выбирайте коней заговоренных.
Он повел гостей по коридору. И верно - в каждой нише позвякивал цепями и хрустел белоярой пшеницей златогривый конь. Повиснув на локте Властимира, Буян шепотом пересказывал ему все речи подземника, от себя добавляя лишь о статях осматриваемых жеребцов, и иногда советовал: