Она решилась и с искренней радушием протянула ему коробку с завтраком. Молодой человек покраснел. Он явно колебался, не зная, как поступить. Он, судя по всему, вырос в благополучной семье, в которой вряд ли предполагалось, что можно есть из чужой тарелки.
– Почему вы сами не хотите это съесть? Все так замечательно… вкусно.
– Пожалуйста, возьмите…
Она сказала это, стараясь, чтобы звучало строго, не оставляя молодому человеку времени на обдумывание, как сказала бы ему мать. А затем без лишних слов положила поднос ему на колени, пока находившаяся совсем близко стюардесса не сбросила все в свою тележку с остатками еды и грязной посуды.
Молодой путешественник был в затруднении. Но юношеский, испытывающий голодный спазм организм не оставлял ему выбора, он машинально, с застенчивой улыбкой, протирал салфеткой лежавшие на подносе Даниэлы пластмассовые одноразовые нож и вилку, которых минуту назад касались ее губы, а затем разом вонзил их в уже начавший остывать омлет. Его соседка одобрительно покивала, но удержала себя от представившейся возможности завязать легкий дружеский разговор, к которому что-то внутри нее подталкивало, и, преодолев это желание, собрала газеты, лежавшие грудой у нее на коленях и углубилась в них, то и дело переводя взгляд на картинки, а с картинок на текст.
7
Дверь, которая вела посетителей в офис, сейчас была распахнута – это означало лишь одно – кто-то (но кто?) ухитрился явиться в офис раньше него. Этим «кем-то» оказался его семидесятипятилетний бухгалтер, который бессчетное количество лет работал с его отцом. В эту минуту он, пребывая в полном одиночестве, с наслаждением потягивал кофе, похрустывая свежим круассаном. Год назад Яари спас его от увольнения в связи с наступлением пенсионного возраста, вернув ему возможность осмысленной, так сказать, деятельности, связанной, в основном, с наблюдением за биржевыми котировками. И теперь избежавший увольнения экс-пенсионер, не желавший никому уступить возможность первым приветствовать наступление нового рабочего дня, взял за правило раньше всех появляться в офисе, чтобы с чистой совестью отправиться домой после двенадцати. Яари не был уверен, что производительность старика оправдывала хотя бы половину той щедрой зарплаты, которой судьба увенчала его жизнь в наивысшей точке карьеры. Но поскольку служитель бухгалтерского учета и ревизии демонстрировал редкую в наше время преданность былому хозяину – отцу Яари, ставшему инвалидом, он до сих пор не жалел ни сил, ни времени, каждый вечер приходя, чтобы сыграть с Яари-старшим очередную партию в шахматы, и всячески, разве что не силой, удерживал того от неукротимого желания посетить в своем инвалидном кресле принадлежащий ему некогда офис. Яари-младшему было всего удобнее держать отставного ревизора в штате фирмы.