, Сергей Алексеевич был судим в продолжение двенадцати лет восемью комиссиями, из коих ни одна не признала его виновным. Наконец император Николай Павлович, вступивший уже на престол, повелел закрыть последнюю комиссию и признал Сергея Тучкова невиновным. Последний из братьев [Александр] был, мне кажется, замечательнее остальных: он занимался в ту младенческую эпоху нашей литературы переводами классических трагиков Корнеля и Расина; переводил также и Вольтера, занимался химией и оставил записки, которые были помещены Тучковым (Михаилом Павловичем) в журнале «Век»; но издание этого журнала было приостановлено, поэтому о дальнейшей судьбе этих записок мне ничего не известно.
Знаменитый магнат и богач Зорич так полюбил Сергея Алексеевича Тучкова, что хотел выдать за него свою единственную дочь и давал ей в приданое двенадцать тысяч душ, с условием, чтобы Сергей Алексеевич жил всегда при нем; но тот на это не согласился. «Моя свобода не имеет цены», – говорил он. Впоследствии дочь Зорича была выдана без такого богатого приданого, кажется, за офицера Григория Баранова; у нее родилась дочь Варвара, которая получила от матери большое имение и осталась при отце; мать же ее, Наталья Ивановна Баранова, была увезена Сергеем Алексеевичем Тучковым, который женился на ней еще при жизни Баранова. Я слышала это от моего отца и сама знавала уже немолодую Варвару Григорьевну Баранову, по мужу Г. Она вышла впоследствии за Александра Григорьевича Г., была уже вдовою в то время, как я ее знала, и бывала у нас, не считая нашу семью посторонней.
Четвертого Тучкова звали Павлом Алексеевичем, после 1812 года он находился некоторое время в плену во Франции, а по возвращении в отечество перешел в гражданскую службу и был членом Государственного совета и председателем комиссии прошений. Наконец, пятый Тучков, Александр Алексеевич, пал в Бородинском сражении; молодая его вдова, Маргарита Михайловна, урожденная Нарышкина, впоследствии основала Спасо-Бородинский монастырь, где и была настоятельницей до своей смерти.
Вспоминая обо всех братьях моего деда, я отдалилась от своего рассказа, к которому теперь возвращаюсь.
В 1797 году моя прабабушка жила в Москве, с больным мужем и двумя незамужними дочерьми; желая находиться при матери, в то время уже престарелой, дед мой решился проситься в отставку. Излагая причины, побудившие его к этой просьбе, дед повергал на милостивое благоусмотрение императора Павла Петровича которому из братьев дать отставку; но, как известно, и таковую просьбу было не совсем безопасно подавать императору Павлу I, и за нее можно было подвергнуться ссылке в отдаленную губернию на неопределенный срок.