– И вам хорошего, – ответил он на приветствие и тут же велел принести табурет Дмитрию, поскольку нездоровье его было видно сразу. А раз уж за царя пострадал, сделать послабление!
По российскому дворцовому уставу сидеть в присутствии царя детям боярским было запрещено, но царь, побывавший в Европах и давно водивший знакомства с немцами, прежними церемониями пренебрегал. Дмитрий и Никита, по провинциальной молодости, а Саша по традиции ХХI века – тоже. И Дмитрий, не чинясь, сел.
– В немцах где был? – на ломаном немецком спросил Петр, одобрительно глядя на побритое лицо дворянина. По молодости он, впрочем, и в последующие годы, желал все сразу и много. Внешнее изменение русских особенно меняло их на западный манер. Может, поэтому люди не торопились меняться бородами. Даже Никита остался волосатым. Дмитрий же побрился и уже это настроило к нему царя благожелательно.
Дмитрий немного помедлил, решая, как обратиться: если мин херц, как на его всешутейском соборе, так еще обозлиться, наглых никто не любит. Петр любил по-простому обращаться только своих. А к не своим он был всемилостивым государем и избранником божьим.
Броситься в ноги на старомосковский манер, так сразу потеряешь всякое расположение. Хорошо известно, что царь не любил всего прошлого. Даже то, что шло ему на пользу. Выбрал нечто среднее.
– Извини, государь, – так же на ломаном немецком ответил он, – нигде не был. А вот с немцами за чаркой долгие вечера просиживал, черпая иноземную мудрость и знания.
Теперь помедлил царь. То, что Дмитрий за границей не был, сильно его уронило в глазах царя. А вот то, что добровольно общался с чужеземцами и не оттолкнул, а, наоборот, искал его и принимал, обрадовало Петра. Сам так же знакомился с немцами на Кукуе.
Насколько Дмитрий знал, таких, как он, тянувшихся к чужеземному знанию, на Руси было еще мало. Дворяне в начале XVIII века, как могли, отбивались от учения, которое почти все было чужеземное. Это только в конце столетия, при Екатерине II, благородные поумнеют, начнут считать, что обучение – это прерогатива исключительно дворянская. Так что Дмитрий царю человек был не чужой хотя бы морально.
– Вот что, майн либе, – дружески обратился он к Дмитрию, – спорят тут со мной всякие бояре, говорят, что уходить надо от моря, нам и без моря хорошо. Земли, дескать, и так много.
Петр хитро сощурил глаза, явно прощупывая настроения пришедших к нему детей боярских.
Ведь такие настроения были широко распространены и среди дворян. Оторванные от своих хозяйств, находясь в голоде и холоде, они, как один, выступали за уход в Подмосковье. Царя такие настроения злили. Опасаясь, что Никита простодушно поддержит эту сокровенную для дворян мысль, Дмитрий горячо сказал на немецком, забивая ему рот: