Обзавелся на Готланде семьей и Харальд. У рослого славянина-помора из Ливонии была пригожая дочь, полюбившаяся Магнуссену с первого взгляда. Обычно прижимистый и бережливый, Харальд не стал на сей раз скупиться и бросил к ногам своей избранницы лучшее из того, что ему удалось добыть за годы грабежей и набегов.
Сундучок с серебряными украшениями и меховая накидка из черно-бурых лис, отнятые Харальдом у какой-то знатной госпожи, путешествовавшей морем, растрогали отца девушки, и он без колебаний вложил руку дочери в грубую ладонь пирата.
Впрочем, он бы и не смог поступить по-иному. Харальд, чей настырный и неуступчивый нрав, был на Готланде притчей во языцех, не оставил бы его в покое, пока не добился бы своего.
Что до самой девушки, то она пошла под венец без особой радости, но и без сожаления. Ее первый, искренне любимый жених, погиб во время волнений в Ливонии от рук немецких солдат. Магнуссен же был для нее просто одним из пиратов, слонявшихся по Готланду, не лучше, но и не хуже других.
Повенчал их в длинной бревенчатой избе, именуемой Домом Божьим, бродячий проповедник, попавший на остров вместе с корабельными мастерами и клятвенно заверивший пиратскую общину, что у него есть право отправлять церковную службу.
Разница в возрасте и отсутствие любви к Харальду не помешали юной красавице стать хорошей женой, а затем и матерью. Через год у них родился мальчик, коего Магнуссен в честь своего деда назвал Олафом, еще через три года — второй сын, малыш Строри.
Славянское имя супруги Гражина Харальд не любил, считая его неблагозвучным, и по-домашнему звал ее Хельгой. Она была достаточно умна, чтобы не обижаться, на подобные вещи, и последующие десять лет ничто не омрачало их семейной жизни.
За это время изменения произошли не только в их семье, но и в самой пиратской колонии. Во время набега был тяжело ранен и вскоре скончался один из ее отцов-основателей, бессменный последние четверть века вожак — седой Борк Ютланд.
Скорбь, охватившая островное поселение, была воистину всенародной. Ни одному князю, ни одному королю почести не оказывались столь искренне, как некоронованному правителю Готланда. Но островитяне не привыкли падать духом. Место Борка вскоре занял новый вождь — молодой и рьяный Клаус Штертебеккер.
Об этом парне на Готланде бродили противоречивые слухи, сходившиеся лишь на том, что его родиной был Кельн. Одни утверждали, что он — младший сын бедного рыцаря, лишенный права на наследство, другие — что выходец из купеческой семьи, разоренный предприимчивыми родственниками.