При встречах он рассказывал литературные сплетни, шутил, ну просто надрывался, чтобы выглядеть остроумным, и с удовольствием замечал, что это ему удавалось. Однако, на приглашение посетить свою холостяцкую квартиру она неизменно отвечала отказом.
Тогда он сам приехал в Новозаборск. После ужина Юлия отправила его ночевать к своему соседу, Ивану Ивановичу Красильникову. С ним они раздавили две чекушки и всю ночь вспоминали старое время.
- Ты присматривай здесь, пока меня нет, - внушал Петрунин Красильникову.
- Как это присматривать? - насторожился тот.
- В хорошем смысле. Жениться я хочу. Прошу тебя как будущего посаженного отца, понимаешь? Это даже больше, чем отец родной.
- Не староват ты для жениха-то?
- Нет, по статистике, это самые крепкие браки. У тех, кто по второму заходу.
- По статистике, по статистике... По твоей статистике, у нас уже подъем производства начался, а жрать все нечего, - проворчал Красильников, но помогать обещал.
Длинными одинокими вечерами Петрунин вспоминал, как она сидела напротив-красивая, просто обворожительная, такая близкая и недоступная-и, закручивая на палец свои белокурые локоны, молча слушала его, отзываясь на его шутки одними глазами. Единственная женщина, ради которой он не пожалел бы миллион. Если бы он у него был.
Он был истомлен, выбит из колеи, перо валилось из рук, и тонкий денежный ручеек гонораров снова начал пересыхать. Любовь, даже не успев толком расцвести, уже приносила финансовые убытки, сокрушался он. Дальше тянуть было просто невозможно: росли цены, уходили годы.
Сегодняшний свой приезд в Новозаборск он решил сделать историческим. Или он увезет Юлию в Москву, или... О другом варианте он старался не думать.
Было у него здесь и второе дело, литературно-коммерческого свойства. Тоже интересное, но не такое сердечное.
Петрунин не отличался литературной плодовитостью. Он писал медленно и мало. На две исторические повести у него ушло десять лет и почти столько же на то, чтобы их напечатать. На статью в четверть авторского листа он тратил несколько месяцев, чаще всего к тому времени она уже мало кого интересовала. Он всегда слишком много читал, для дум и собственных писаний почти не оставалось времени. Писал он так мало, что когда наступила гласность, ему не за что было краснеть. Зато его приятель Георгий Георгиевич Ликунов, или просто Жора, мог за один вечер изготовить статью на любую тему. Их литературное сотрудничество к тому времени напоминало перекрестное опыление. Ликунов, имевший репутацию ярого западника, критиковал Петрунина, примкнувшего к противоположному лагерю. Естественно, что Петрунин отвечал ему тем же. Стоило появиться статье одного из них, как её тут же в пух и прах разделывал другой. Это давало возможность не только оплодотворять литературный процесс, но и зарабатывать на жизнь. Иногда критические разносы служили взаимной рекламой. Их газетные баталии напоминали показательные бои борцов-профессионалов: выпученные от ярости глаза, мощные замахи, эффектные броски - настоящая, кровавая драка. Мало кто знал, что гонорар от подобных схваток Петрунин и Ликунов миролюбиво пропивали вместе. Одно было неудобно: писали они с разной скоростью. Если появлялась статья Ликунова, отклик на неё Петрунина можно было прождать целую вечность. Чтобы не нарушать гармонии, Ликунову нередко приходилось громить себя самому, но под фамилией друга. Однако в последнее время все эти литературные перебранки уже мало кого интересовали, и дела шли все хуже.