Я лежала, положив голову на колени Ская, и уговаривала его отложить очередную скучную книгу в темном переплете, который одним своим видом навевал мрачные мысли, и поболтать со мной. Но он, этот невозможный человек, прервался лишь для того, чтобы поцеловать меня в кончик носа.
– Нет, Ри. Это очень важно, – твердо сказал он.
Разве что-то может быть важнее беременной жены? Еще и оставляет меня на несколько дней кряду со своим неразговорчивым отцом. И с кем мне общаться? От Инхи тоже лишнего слова не дождешься, только «Да, госпожа» и «Нет, госпожа». Мне кажется, останься мы наедине, она стала бы разговорчивее, но наедине меня никогда ни с кем не оставляли.
Я уже хотела было обидеться, но Скай, не поднимая взгляда от страниц, ласково накрыл мою ладонь, лежащую на животе, своей ладонью.
И в этот момент Горошинка впервые заявил о себе. Это было ни капли не больно, но так неожиданно, что я подскочила на месте. Меня изнутри словно щекотала своими крылышками маленькая птичка.
– Ой!
Мы со Скаем посмотрели друг на друга округлившимися глазами: он тоже почувствовал.
– Неари…
Мой муж вовсе не сентиментален. Иногда я думаю, что он даже чересчур сдержан, но сейчас я ясно видела на его лице бурю чувств. Растерянность, неверие, счастье, к которому, однако, примешивалась грусть.
– Сердце мое…
Наконец-то книга была забыта. Скай встал на колени и целовал мой животик, а я жмурилась от удовольствия и покоя.
С того момента прошел уже месяц. Почему отец Ская вдруг заговорил об этом?
– Быть может, – продолжил он, осторожно подбирая слова, – часть времени тратить на то, чтобы подобрать хорошее обезболивающее?
Скай мгновенно изменился в лице: так разозлился, что побелел.
– Оно ей не понадобится! – крикнул он.
Быстро взглянул на меня, а я даже решила вступиться за свекра.
– Скай, но… Я была бы не против…
Они с лордом Ньордом так странно переглянулись, словно речь шла не только об обезболивающем.
– Уходи, – процедил муж сквозь зубы.
Я не помню, чтобы он когда-нибудь позволял себе так разговаривать с отцом. А тот, странное дело, вдруг послушался и ушел.
Вот только в следующий раз, когда он остался со мной в доме, свекор снова завел этот разговор.
– Маргарита, когда настанет время…
Он вложил в мою руку флакон с пурпурной жидкостью.
– Обезболивающее? – я подняла на него глаза, почему-то чувствуя себя преступницей.
– Очень сильное. Если бы оно существовало тогда, когда Скай должен был появиться на свет…
Мама Ская умерла при родах, и мне вовсе не хотелось об этом разговаривать: голова начинала болеть.
Я не хотела держать наш разговор в тайне от Ская и рассказала о подарке в тот же день, как он вернулся домой. Он выглядел очень усталым, но, увидев меня, постарался улыбнуться. Обнял, зарылся в волосы, словно надышаться не мог. Я понимала, что он снова скажет отцу: «Пока ничего».