Наверное, Сталин понимал, что великие нации никогда не беднеют из-за расточительства и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительства и неблагоразумия чиновничества в государственном аппарате. Поэтому властное дерево он постоянно тряс, чтобы больные плоды опадали и не заражали здоровые, остававшиеся на ветках.
Сегодня в России люди нередко задают вопросы, почему гигантские стройки спортивных, космических, мостовых и других сооружений обходятся в разы дороже от сметной стоимости, и нет виновных в узаконенном казнокрадстве.
Д. И. Фонвизин, указывая на эту болезнь в России, писал, что «алчное корыстолюбие кругом: кто может — грабит, кто не может — крадет».
Александр Иванович Козлов понимал, пройдя высшую школу жизни, что природа властного чиновничества двойственна. С одной стороны, правительство праведно изобличает пороки и грехи применением закона, и меч возмездия носит не напрасно. С другой стороны, оно само заражается грехом и делает зло. Чем преступнее доходы, тем в них больше негатива для страны. Местные начальники нередко пытаются залезть в государственный карман и отщипнуть что-то. Но аппетит, как говорится, усиливается во время еды. И они уже не отщипывают, а отламывают.
«Преступления властителей нельзя вменять в вину тем, над кем они властвуют; правительства подчас бывают бандитами, народы же никогда», — говорил Виктор Гюго.
Не мог Александр Иванович согласиться с таким подходом к государственным делам — в управлении, как считал он, не должно быть полуответственности, как не случается полубеременности. Она, эта полуответственность, с неизбежностью ведет к утайке растрат и неисполнению законов, а также к снижению качества работ.
Он видел своими глазами, как из-за несоблюдения строительных технологий и воровства дорожных материалов асфальт получался каким-то прогнутым. Как дождь — вода не стекает, а стоит днями в лужах, пока не испариться. Когда же такую яму засыпали битумом — появлялся горб.
Вот почему он покинул Александровское — местная власть мстила за его честность и порядочность. Властный мундир они пытались держать чистым. Жить же в коконе обмана он не мог. Он видел, что то, что было схвачено местными князьками, особенно при дорожном строительстве, для него было грязно и преступно…
Ему вдруг подумалось: а что это за рабская зависимость от места, хоть и родного — малой родины, которой правят рвачи и бандюки при галстуках и белых воротничках. А может махнуть в соседний край, там, говорят, получше жить и нет того лихоимства, которое вызрело на Ставропольщине.