Легкое чувство солидарности с незнакомым крамом-пилотом, обманщиком своего мира, таким же, как и она, проскользнуло в ее взволнованном сознаний. Его замысел лежал на ее ладони, и она читала его мысли, как книгу. Крам уже несколько лет наживался на доверии к себе. Тащить груз на Сириус, пропитанный разношерстным космическим сбродом, смысла не было, учитывая, что товар удавалось продать вдвое дороже вымирающему народу оилов, для которых вход на станцию, кишащую их заклятыми врагами гинейцами, был под запретом. Потребность в исцеляющих саркофагах у космических беспризорников была настолько велика, что они готовы были высыпать за них последнюю алмазную крошку.
Обитая на полуразрушенных мини-шаттлах, некогда великий и загадочный народ стал напоминать плесень, питающуюся своими же отходами, пожирающую свои собственные руки. Страшный голод царил на кораблях. Люди отрубали свои конечности, лишь бы накормить детей. Смерть соседа не вызывала грусти, напротив, она сулила возможность поживиться. Оилы стали в Семи мирах изгоями, благополучные планеты старались не думать о них, менее благополучные вспоминали о несчастных лишь изредка с той лишь целью, чтобы утешить себя: «Да, плохо, но ведь не хуже, чем у гниющих заживо оилов».
Судьба со скоростью света несла девочку навстречу кошмару, но Атла до конца еще не понимала, с чем ей предстоит столкнуться. Алчный крамовский пилот и корабль с горсткой несчастных встречались в Заброшенных водах, мертвой зоне, не нашедшей своего хозяина из-за смрада, царившего там. Густое облако едкого сероводорода, выброшенного из недр взорвавшейся планеты Оилы, заполняло пространство, проводя призрачные границы их территории. Облако практически не перемещалось, лишь циркулировало слабым потоком внутри себя.
Крамовский корабль замедлил ход. Местами проплывали ледяные остатки былых городов, изъеденные реактивной пылью, точно молью. Фрагменты башен, мостов, эстакад проползали, подталкиваемые слабыми потоками газов, неспешно истлевая и обращаясь в прах.
Атла почувствовала запах смерти. Историю оилов она хорошо знала, но одно дело знать и сочувствовать на расстоянии, и совсем другое погрузиться в горе с головой. Это было первое и одно из самых серьезных испытаний для молодой жрицы. Ей нужно было успеть закрыть свою распахнутую настежь душу и не впустить горе внутрь себя. Эйфория от легкомысленного и игривого побега быстро прошла, все ее тело задрожало от холода и волнения. Она услышала крики миллионов душ, в один миг покинувших свои тела в момент большого взрыва. Рефлекторно Атла попыталась закрыть уши, но в тесном саркофаге никак не получалось это сделать. Еле сдерживаясь, чтобы не закричать, Атла проклинала свой великий дар чувствовать потусторонний мир.