— Красивая ты… Камелия[2], — покачал головой дядя Кеша. — Небось, любви ждешь? А ее нет в наших местах, не живет она тут. Перебралась в теплые края, любовь твоя. Теплолюбивая, ага. А надежда — та осталась. Она в любых местах живет, надежда. И на зоне, и в крытой[3], даже в нашем городке живет. Живучая она, надежда. Не то, что любовь.
— Да какая там любовь, дядя Кеша… Не зовет никто замуж, вот и все. Вот и тетя Маша заладила — «стерпится, слюбится». Каждый день по десять раз. Как будто я спорю.
— Ааа… Ну, понятно. Не зовет, да. Кто поплюгавее или ростом там не вышел, боятся подойти, думают — центровая[4] ты. Так часто бывает. Ну а фраера жениться не спешат. Дочку полковника высматривает фраерок твой военный. И любовь ему до фени, и что такое надежда он даже не знает. На то он и фраер, масть у него такая. Ничего от него не дождешься. А Гамлет у Шекспира как говорил? «Жизнь держи, как коня за узду», — дядя Кеша сжал жилистый кулак и поднес к моему лицу. — Гамлет этот тоже борец за справедливость был. Всех порешил и сам ласты склеил в конце.
— Что, правда, Гамлет так говорил? — спросила я.
— Да нет, пошутил я. Он по-другому говорил: «Что благородней духом — покориться пращам и стрелам яростной судьбы, иль, ополчась на море смут, смести их противоборством?»
Вот давно знаю дядю Кешу и не перестаю удивляться. В который раз обалдела.
— Ну ты, дядя Кеша, даешь! На память Шекспира?
— А я только эту строчку и выучил. На зоне библиотека была, а я читать с детства люблю. Мне запало как-то, я и выучил, память хорошая пока еще.
В конференц-зале Института физики вдоль стен висели портреты великих физиков. Среди портретов, с которых в зал глядели одухотворенные лица Макса Планка, Эрвина Шредингера, Вернера Гейзенберга, Нильса Бора и других отцов квантовой физики, центральное место занимали портреты Маркса, Энгельса и Ленина. Немного сбоку висел портрет Леонида Ильича Брежнева. Чуть пониже на стене была прибита широкая красная лента с лозунгом: «В науке нет широкой столбовой дороги, и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам». Карл Маркс.
В углу пустого в этот вечерний час конференц-зала стоял неизвестно как попавший сюда старый рояль Carl Bechstein. За роялем сидел невысокий паренек и рядом с ним худенькая девушка в лаборантском халате. На пюпитре перед ними стояли перефотографированные ноты «Jesus Christ Superstar[5], переложение для фортепиано». Парень и девушка играли в четыре руки первую вещь мюзикла, арию Иуды «Heaven On Their Minds». Девушка, сидящая справа от парня, наморщив лоб, напряженно всматривалась в ноты, ее партия сложнее. Парню проще, левой рукой он отбивал партию баса, а правой брал аккорды. Так и должно быть, потому что парень вообще-то не музыкант, так — пять классов музшколы и все. Несколько месяцев назад он окончил радиофизический факультет университета и получил распределение сюда, в Институт физики. А вот девушка почти профессионал, студентка вечернего отделения музучилища имени Глиэра, здесь работает лаборанткой. Кроме этого она является членом комитета комсомола института.